Ничто не способно изменить мир в наших глазах так, как хорошая порция спиртного. Искажаются цвета, притупляются обоняние и вкус, увечатся мысли и эмоции. Уродливое вдруг преображается, а плоское — почему-то становится смешным.
Если ты не выпил на шумной гулянке, то вокруг видишь только ржущих с пальца болванов. Если не залил всё выпитое пивом, то опять-таки ничего, кроме ржущих с пальца болванов, не появится. И если сам ты не станешь ржущим с пальца болваном, то ничего больше и не будет.
— Ого-го… Вот это чувака скрутило…
— А остальные-то нормально?
— Более-менее.
Виктор едва распознавал однозвучные полупьяные голоса за спиной. Над ушами шуршал куст, где-то внизу настырным бренчанием о камни слух резала вода. Шаги, неразборчивые слова и дурной смех приятелей доносились из темноты лесопосадки. Воняло сыростью, тиной. Всё сливалось воедино, расплывалось в сознании и ещё больше спутывало хмельные мысли. Витька скручивался, хватаясь за живот, сжимался и корчился от рвотных позывов. Как надрезанный ножом изнутри, ныл живот.
— Сдаётся, зря мы третью бутылку открыли. Водяра мне сразу левой показалась.
— Да иди ты! Думаешь, отравление? Может, просто перебрал? Он ведь за двоих сегодня!
— Нет, на него не похоже… Раньше он и за троих, и за четверых — и ничего. Ещё потом в три часа ночи рвался в центр продолжать кутить.
— Ладно. Надо что-то решать. Витёк, ты как?
Парень изможденно вытер ладонью рот и обернулся на ребят водянистыми глазками. Больные усталые веки сонной поволокой скатывались вниз.
— Я в хлам.
— Витенька, тошнит ещё?! — опьяневшая, но ещё адекватная, с растрёпанными рыжими кудрями Лика, проваливаясь шпильками в грязь, с трудом подковыляла к нему. От неё разило сладкими абрикосовыми духами. Ещё с утра этот запах возбуждал Виктора, будоражил и притягивал, но сейчас, смешавшись с лёгким духом перегара, он ничего, кроме тошноты, не вызывал. Мальчишка схватился за голову. Перед глазами, размытое, всё плыло и дёргалось. Он снова отвернулся к кустам и затрясся в очередном рвотном приступе.
— Хреново…
— Чё делать будем?
— Домой повезём, а чё ещё? Ты глянь на него.
Витя попытался подняться, но тело тут же, точно тряпичное, потеряло равновесие и поприветствовало землю.
— Не-е-е-е!.. — истошно завопил он, повторяя попытку подняться. — Там же предки! Мне от бати пипец будет!
Не домой, не надо.
— А куда ж мы тебя денем? Тут оставим?
По компании прошёлся лёгкий смешок.
— Лёшка, бери его под руки, — Влад, как видавший виды, тяжело вздохнул и присел, закидывая вялую Витькину конечность себе на шею.
Лёшик, с трудом удерживающий собственный пьяный торс на ослабших ногах, кое-как помог Владу поднять друга с земли.
— Хоть бы машину поймать какую. Говорил я, надо было в клубе посидеть. Нет, вам за город, за город, блин! На природу.
— Не-е-е-е надо… — снова завыл Витя.
— А ну угомонись, — стукнул его Владик свободной рукой.
— Скажи родакам, что колбасой траванулся.
— Так ему и поверили, — иронично хмыкнул Лёшка. — Перегар-то на гектар!
— Ты, Витёк, главное, говори чётче, — нашёлся Влад. — Советовал же я, не понижай градус!
— Да не понижал я, — отозвался наконец Виктор, до этого висевший на плечах друзей аморфным телом. — Водка, зараза, палёная! Только батя мне всё равно всыпет и разбираться не будет.
— У-у-у-у! Да он говорить может! Чтоб я так разговаривал, когда столько спиртогана в себя впихну!
— Да чё там, — Витя с трудом перевёл мутные глаза на Лёшика. — Я уже всё выблевал.
— Так, не ной, — бросил ему Влад. — Не хочу даже думать, куда тебя деть. Думать вредно. Так что едем домой. Мы и сами далеко не как стёклышки. Поэтому виси уже и молчи.
Виктор кое-как кивнул, и затем его голова, совсем как у сломанной марионетки, безвольно повисла, наклонённая вперёд.
Лёшка, кряхтя и спотыкаясь о каждую кочку, тащил опьяневшего друга. Помогавший ему Влад кое-как свободной от ноши рукой распихивал ветки деревьев, загораживающих им путь к трассе.
За городом ребята праздновали близость осенних каникул. Повод сомнительный, но главное то, что он был. А уж какой — дело десятое. В лесопосадке они давным-давно облюбовали небольшую поляну у мелководной реки и всякий раз ездили туда отмечать знаковые события: дни рождения, первое сентября, последний звонок, начало каникул, китайский новый год, первый снег, первый дождь и всё в том же духе… Выпивали, веселились до поздней ночи. Случалось, гуляния достигали и крайней точки накала, не без вмешательства алкоголя, разумеется: однажды разразилась драка, Лёшке тогда в кровь разбили нос. Лика, которая панически боялась всего связанного с кровью, впала в дикую истерику. Витьке пришлось её долго успокаивать, шепча на ухо нежные словца. Он был обольстителен, мягок. Голос звучал спокойно и легко.
У девушки не осталось выбора — она была вся его. А это великое дело, ведь Лика слыла королевой красоты на всю школу. Разгуливая коридорами сего заведения в открытых нарядах, она многих сводила с ума, даже учителей. Те, правда, сознаваться в том себе не торопились и от злости писали ей в дневник длинные послания родителям. Многие ребята ломали головы над вопросом, как к ней подкатить… А Виктору с его природным обаянием это удалось как нельзя лучше. На то его и звали Виктор — победитель. Высокий, крепкий, с кошачьим хитрым взглядом и залихватской разбойничьей улыбкой, он никогда не испытывал проблем в общении с противоположным полом. Даже друзья завидовали, но зависть никогда не доводила ребят до серьёзных ссор. Можно сказать, и дружбы-то у них толковой не было, так просто: собрались, поболтали, погуляли, разошлись. Но и в этом укладе Витька умудрялся проявлять инициативу — выдумывать новые занятия, с потолка брать интересные идеи, развлекать и шевелить тоскующую толпу. Холерический темперамент мог бы помочь ему добиться больших успехов, но для успехов нужно ещё и терпение, усидчивость, труд… Виктор же давно решил, что не станет тратить молодость на это. Он знал: жизнь даётся один раз, обратно проходить молодые годы никто не возвращался, поэтому жить нужно сегодняшним днём. Парень не боялся ничего, ни о чём не думал и не жалел, тем более, что удача всегда сопутствовала ему верным псом.
