Если бы мама не нагрянула вдруг ко мне в гости и не нашла меня в комнате, где я лежала на диване, уткнувшись разбитым лицом в подушку, возможно, я осталась бы в Бристоле и так и сочиняла коллегам сказки о том, как откуда ни возьмись на моем пути оказался фонарный столб. Наверное, по осторожному тону моих писем мама заподозрила, что между мной и Биваном не все ладно, поэтому и примчалась так внезапно, без предупреждения. Такого она увидеть явно не ожидала, ее испуг и сочувствие окончательно подорвали мои силы, и я отказалась от своего идиотского стремления выгородить Бива. Захлебываясь в рыданиях, я рассказала ей все как было, и не прошло и часа, как она собрала мои вещи и мы уже катили на машине в Северный Уэльс, направляясь в нашу родную деревню. Отец умер, когда мне было шесть лет, но силы воли маме было не занимать; хотя что ей еще оставалось делать? Она тут же взяла все в свои руки.
— Айрис, дочка, сейчас тебе главное — уехать, и подальше, туда, где ему до тебя не добраться. Прав у него на тебя нет, и если ты не подашь в суд за оскорбление действием…
— Что ты, мама…
— Гм. И как можно влюбиться в такого… Ну да ладно. Вполне возможно, он за тобой приедет, но ты с ним не увидишься, я тебе обещаю. С ним я поговорю сама. — «С ним» она выговорила с отвращением. — Теперь, когда между вами все кончено, позаботимся о тебе. Завтра я позвоню Бронвен. Она столько раз приглашала тебя в Канаду — по-моему, самое время.
— Ну, не знаю. А работа? И потом, у меня нет денег. А Бив…
— Бив! — Она оборвала меня на полуслове, окинув взглядом синяк у меня под глазом, рассеченную губу и опухшую скулу. — О Биване Уильямсе пора забыть. И чем скорее, тем лучше. Тебе чуть больше восемнадцати! У тебя вся жизнь впереди. А на работу я позвоню прямо сегодня, скажу, что ты заболела. Хочу, чтобы ты была подальше отсюда, пока все утрясется. Не волнуйся, милая, положись на меня. А с деньгами все очень просто. У меня кое-что накопилось. Съездишь в Америку, отдохнешь. Там ты быстрее придешь в себя.
— Но, мама, как же? Твои сбережения…
— Я же откладывала на черный день, а кто скажет, что он не настал? Не спорь, будь хорошей девочкой. Ты пережила такой ужас… но теперь все позади. Брон будет просто счастлива, если ты у них погостишь, честное слово. Еще и пользу принесешь, поможешь ей по дому. Выбросишь из головы этого негодяя, и пускай он убирается на все четыре стороны. В один прекрасный день увидишь, как я была права.
— Тебе тоже нужно поехать, — нерешительно возразила я. — Ты столько раз говорила, что хочешь повидаться с сестрой.
— Как-нибудь в другой раз, — жизнерадостно сказала мама. Так она обычно и отвечала. Бронвен не раз предлагала оплатить нашу поездку, но мама неизменно отказывалась — вежливо, но твердо. Мамино стремление к независимости уже стало легендой. На школьные каникулы я ездила во Францию и Австрию, но она никогда не выбиралась дальше Престатина или Эбериствита.
— Я живу здесь полной жизнью, Айрис, — в который раз повторила она. — Здесь моя работа, — (мама работала в больничной регистратуре), — и потом, ты же знаешь, я еще и президент Женского института[1]. А сейчас я по горло занята Союзом Матерей. И кто, по-твоему, организует уборку церкви и цветы по воскресеньям, а? Вас, девчонок, не оторвешь от ваших дружков, а некоторые уже замужем, и им детей вести то на танцы, то еще Бог знает куда. А по средам я привожу в порядок больничную библиотеку. Нет, милая, некогда мне мотаться по всяким там Канадам. Все равно мы уж лет двадцать как с Брон не виделись. Глядишь, еще и не узнаем друг друга! — Она рассмеялась. — А ты поезжай, и отдохни там как следует, дочурка.
— А вдруг тетя Брон не захочет меня видеть? — Однако я уже поняла, что сопротивляться бесполезно. Единственный раз мне хватило сил пойти маме наперекор — вскоре после моего восемнадцатилетия, когда я объявила о том, что собираюсь поехать работать в Бристоль, чтобы жить поближе к Бивану. Ну и поругались же мы тогда! Ей и нескольким подружкам в деревне я сказала, что помолвлена с Биваном Уильямсом. Каково же было обнаружить вскоре по приезде в Бристоль, что у Бива и в мыслях не было на мне жениться.
— В таком-то возрасте и замуж? — глумился он. — Айрис, детка, подрасти!
— Но ты же говорил… Ты поклялся, что мы всегда будем вместе! — я дрожала от отчаяния и унижения.
— Да будем, будем, но жениться-то зачем, скажи на милость? Эта твоя деревенская мораль! Переезжай ко мне. Моей квартиры хватит и на двоих.
То ли из-за того, что некоторые правила мама твердо вбила мне в голову, то ли благодаря инстинкту самосохранения я не поддалась на его уговоры. Если раньше он и мог меня в чем-то убедить, тот тут я уперлась. Возможно, во мне гораздо больше от мамы, чем я сама подозреваю, но какая-то скрытая потребность в независимости заставила меня поселиться отдельно. Еще учась в школе, я окончила курсы стенографии и машинописи, поэтому быстро устроилась машинисткой в одну из бристольских фирм и сняла себе комнату. А Бив все издевался над моей «устаревшей деревенской моралью, которая не поспевает за переменами в общественном мнении». Однако взять и разорвать отношения ни у него, ни у меня сил не хватало. Так прошло шесть месяцев, в течение которых я постепенно, с болью поняла, что это чередование бурных ссор с не менее бурными сценами примирения доставляет ему какое-то нездоровое удовольствие; меня все это начинало угнетать.
