Есть очевидная причина прочесть эту книгу. В первых трех очерках Максим Осипов рассказывает о своей работе в провинциальной больнице, о помощи или противодействии пациентов, начальства, публики, о соединении собственной и местной жизни – и мы наблюдаем в реальном времени («в реальном времени, в ситуации, которая меняется от того, что ты делаешь и говоришь») и развитие ситуации, и, главное, наблюдаем самого автора – человека умного, знающего, наблюдательного, бесстрашного. Бесстрашного не только в жизни, но и в тексте – в прямом и твердом, но без лишней резкости, назывании вещей («у больных, да и у многих врачей сильнее всего выражены два чувства – страх смерти и нелюбовь к жизни», «Темные они, – говорят мне добрые люди. Я бы сказал иначе – плохие. Оттого и темные, что плохие, не наоборот») и (может быть, одно из самых смелых заявлений сегодня) в признании интеллигентских мерок как единственно значимых – «по меркам интеллигентного человека (а какие еще есть мерки?)».
Конечно, нам хочется узнать, что этим человеком руководит, – и мы прочтем его «Манифест в форме диалога». Конечно, хочется узнать, как человек, который, судя по очеркам, понимает людей точно в ту меру, в какую нужно, не залезая в реальные или воображаемые глубины чужой души («О чем думают мои пациенты? Загадка. Дело не в образованности. Вот он сидит передо мной, слушает и не слушает, я привычно взволнованно говорю про необходимость похудеть, двигаться, принимать таблетки, даже когда станет лучше, а ему хочется одного – чтобы я замолчал и отпустил его восвояси»), – хочется узнать, как он все-таки эти глубины себе представляет, – и мы прочтем две его беллетристические повести и увидим, как герои главного сюжета русской классической литературы (мертвый он и живая она) трансформируются под трезвым и наблюдательным взглядом автора, – но увидим и как сам его взгляд трансформируется под действием этого сюжета.
И есть вторая причина – менее очевидная, но не менее важная. Кто нам расскажет о нашей общей действительности, кого мы готовы выслушать, кому поверить? Рассказ просто свидетеля об этой действительности нас давно уже раздражает – а что тут делает посторонний? – потому что вся эта наша действительность, на всей территории – есть наше частное, между жертвами и обидчиками, дело, посторонних нам тут не надо. Есть другой способ рассказа об этой действительности – рассказ жертвы, но он взывает о помощи, – а мы ее дать не можем, ведь мы сами жертва, так зачем нам еще чужие жалобы? Лишь обличителей мы готовы слушать бесконечно – и с ними отождествляться, лишь бы козел отпущения был общий у автора и у нас, у читателей: иностранцы – у патриотов, инородцы – у фашистов, власть – у либералов, интеллигенция – у всех.
Но Осипов никого не обличает – а его рассказ мы слушать готовы. Мы видим ту же самую знакомую нам по тысячам книжных и журнальных жалоб и обличений действительность, но видим глазами человека, который ее меняет, проще говоря – в ней работает. И она приобретает странно-новый оттенок. Те же констатации, которые в устах жертв нас бесплодно мучат, а в устах свидетелей раздражают, здесь получают спокойный тон не диагноза даже, а описания условий работы. Мы привыкли к тому, что фрагменты мира освещены страданием, но, похоже, в смеси с апатией даже и этот свет тускнеет. Работа бросает на свою часть мира свет гораздо более ясный и резкий, по крайней мере, новый для нас.
И как сам автор вежливо, но твердо – а иногда с большим для себя риском (хотя нигде не подчеркнутым) отстраняется от любого не рабочего «мы», от любых слияний – с либерально-журналистской «элитой», с местным начальством, с бандитами и, самое главное, с тем, что он называет «пустота», «алкоголизм», то есть с небытием внутри самого себя, – так и его очерки не позволяют читателю праздных отождествлений. Согласиться с рассказчиком, сказать «да» на его беспощадно-трезвые констатации может только тот, кто и на свой кусок мира смотрит не как пассивная жертва или обличитель, а как работающий человек.
Григорий Дашевский
Уже полтора года я работаю врачом в небольшом городе N., районном центре одной из прилежащих к Москве областей. Пора подытожить свои впечатления.
Первое и самое ужасное: у больных, да и у многих врачей, сильнее всего выражены два чувства – страх смерти и нелюбовь к жизни. Обдумывать будущее не хотят: пусть все остается по-старому. Не жизнь, а доживание. По праздникам веселятся, пьют, поют песни, но если заглянуть им в глаза, то никакого веселья вы там не найдете. Критический аортальный стеноз, надо делать операцию или не надо лежать в больнице. – Что же мне – умирать? – Ну да, получается, что умирать. Нет, умирать не хочет, но и ехать в областной центр, добиваться, суетиться – тоже. – Мне уже пятьдесят пять, я уже пожил (пожила). – Чего же вы хотите? – Инвалидности: на группу хочу. В возможность здоровья не верит, пусть будут лекарства бесплатные. – Доктор, я до пенсии хоть доживу? (Не доживают до пенсии неудачники, а дожил – жизнь состоялась.)
Второе: власть поделена между деньгами и алкоголем, то есть между двумя воплощениями Ничего, пустоты, смерти. Многим кажется, что проблемы можно решить с помощью денег, это почти никогда не верно. Как с их помощью пробудить интерес к жизни, к любви? И тогда вступает в свои права алкоголь. Он производит такое, например, действие: недавно со второго этажа выпал двухлетний ребенок по имени Федя. Пьяная мать и ее boyfriend, то есть
