Не так уж много воды утекло с тех пор, как Виктор-Эммануил был провозглашен королем Италии. Новое королевство возникло весной 1861 года, а примерно девять лет спустя был взят Рим: впрочем, столицей объединенной Италии он был объявлен еще весной шестьдесят первого года. И вот прошли десятки лет, а единство страны во многом остается пока еще единством чисто государственным, юридическим, административным. Италия неоднородна, немонолитна, а подлинное ее объединение, органическое, есть дело грядущего. Италия еще будет сильной, еще станет отечеством народа и для народа, а не чиновничьим государством, раздираемым бесчисленными противоречиями. Он, Антонио Грамши, хотел бы дожить до этих дней, увидеть все это своими глазами. И пусть его активная жизнь была насильственно прервана, пусть он в тюрьме, отгорожен, изолирован от людей и мира. Все равно его не сломить!
«Мы должны на двадцать лет лишить этот мозг возможности работать!» — сказал когда-то государственный обвинитель. Нет, прокурор Изгро не добился своего! Антонио Грамши жив, он мыслит, и раздумья его еще вырвутся из этих неколебимых стен. Недавно он прочел письма Сильвио Спавенты, патриота из Абруцц, депутата неаполитанского парламента. Спавента, по моде тех времен, несколько сентиментальничал. И все-таки ему нельзя отказать в мужестве и выдержке: мятежник из Абруцц пробыл в тюрьме целых одиннадцать лет! Неаполитанская жандармерия изловила Спавенту и взяла его под стражу. Странное дело, но этими жандармами вполне мог командовать его, Антонио Грамши, дед, полковник жандармерии. А теперь он, Антонио, заперт в этих четырех стенах. Он сидит в тюремном замке в Тури, охраняемый карабинерами короля Виктора-Эммануила III, потомка короля Карла-Альберта, современника Спавенты.
Королевство существует вот уже скоро семьдесят лет — привычное, хрестоматийное, с почтовыми марками и церемониальными маршами, с покорными и непокорными парламентариями (а одним из этих строптивых парламентариев был и сам Антонио Грамши), королевство почти реальное, номинальное во всяком случае. Ибо король царствует, но не управляет, а вся государственная власть находится в руках дуче — Бенито Муссолини, человека с иезуитскими глазами и выпирающей нижней челюстью, в прошлом ниспровергателя устоев, социалиста-максималиста, который оказывал немалое влияние на молоденьких, совсем еще зеленых левых интеллигентов в те дни, когда Грамши был еще студентом Туринского университета. А потом Бенито стал шовинистом. А еще чуть позже он отбросил розовый камуфляж и начал отчаянно преследовать былых товарищей — социалистов. Неплохо сказал о нем старый Серрати; «Муссолини — это кролик, но феноменальный кролик: он умеет рявкать!» Ну, этот рявкающий феномен еще когда-нибудь получит по заслугам. Да, Грамши слаб и болен, силы его надорваны. Но мысль работает по-прежнему четко и ясно. Трезвая, отточенная мысль Антонио Грамши.
Он явился на свет в эпоху, когда кое-кому казалось, что история будет развиваться чрезвычайно медленно. Так думало поколение отцов, пришедшее на смену дедам — инсургентам и конспираторам середины прошлого века. Так думал и Франческо Грамши, человек старого закала, весьма далекий от политики, не слишком-то задумывавшийся над так называемыми «проклятыми вопросами». Франческо Грамши был представителем мало романтического поколения, не революционер и не ретроград, а просто скромнейший обыватель, мелкий служащий, регистратор в медвежьих углах Сардинии, которая и сама была медвежьим углом тогдашней Италии. Франческо Грамши, чиновник, обремененный многочисленным семейством, жил небогато даже и по скромнейшим сардинским понятиям. Предки его были родом с Балкан. Они бежали из Эпира давным-давно, тому уж скоро век… Итак, Франческо тянул свою канцелярскую лямку, не размышляя много ни об истории, ни об искусстве, ни о высокой политике: сперва в Алесе, потом в Гиларце, совсем уж захолустном местечке, хотя и славилась Гиларца удивительно красивыми старинными церквами. Считалось, что время застыло, если не вовсе прекратило свое течение. А в дни, когда оно зашагало в сапогах-скороходах, поколение, к которому принадлежал исполнительный регистратор, уже понемногу сходило с исторической сцены.
«Сардиния — остров, и каждый сардинец — остров на этом острове», — так говорят итальянцы. Множество веков, множество бурь пронеслось над Сардинией, множество племен пыталось насадить здесь свою культуру. Древнейшие обитатели острова были, по-видимому, иберийцы. Но и финикийцы и карфагеняне оставили на нем следы своего пребывания. Римлян сменяли вандалы, вандалов — византийцы. На смену византийцам пришли сарацины. Впрочем, им так и не удалось утвердиться на сардинской земле. Арабов сменили пизанцы и генуэзцы. Потом Сардиния перешла под власть Арагонской династии, в начале XVIII века досталась Австрии, а затем Савойскому дому. И только уже в 1861 году, с образованием Итальянского королевства, королевство Сардинское (со столицей в Турине, то есть на материке) исчезло с политической карты Европы. Остров был беден до чрезвычайности. Существовала кое-какая промышленность, горная в частности, да еще кустарное ткачество и мелкие промыслы. Основными занятиями жителей острова были земледелие и скотоводство. Овечий сыр и шерсть, хлеб и масло — вот главные статьи вывоза.
