Было уже четверть первого, когда Мегрэ миновал всегда прохладную арку и портал, по обеим сторонам которого, чтобы хоть немного укрыться в тени, жались к стене двое полицейских. Он поднял в знак приветствия руку, на секунду застыл на месте, в нерешительности поглядел на двор, потом на площадь Дофина, потом снова на двор.
Еще наверху, в коридоре, а затем на пыльной лестнице он, делая вид, что раскуривает трубку, два или три раза останавливался в надежде, что появится кто-нибудь из коллег или его инспекторов. Обычно в такое время лестница редко пустовала, но в этом году 12 июня в Уголовной полиции уже царила отпускная атмосфера. Одни, чтобы избежать столпотворения, какое обычно творится на дорогах в июле и августе, уехали в начале месяца, другие, готовились к ежегодному массовому переселению.
В этот день после гнилой весны внезапно наступила жара, и Мегрэ работал при открытом окне, сняв пиджак. Если не считать того, что он переговорил с шефом да два или три раза заглянул в комнату инспекторов, он все утро просидел в кабинете один, продолжая работу над скучным административным делом, которое начал уже много дней назад.
За последние две недели он ни разу не пропустил обеда на бульваре Ришар-Ленуар и его ни разу не побеспокоили ни вечером, ни ночью.
Собственно говоря, ему следовало свернуть налево, на набережную, чтобы у моста Сен-Мишель сесть в автобус или взять такси. Двор по-прежнему был пуст. Никто так и не появился.
Тогда, слегка пожав плечами, он все же свернул направо, дошел до площади Дофина и пересек ее по диагонали. Еще когда он выходил из кабинета, у него неожиданно возникло желание зайти в пивной бар «Дофин» и вопреки совету своего друга Пардона, доктора с улицы Пикпю, у которого на прошлой неделе он обедал с мадам Мегрэ, угоститься там аперитивом.
Комиссар уже много недель вел себя благоразумно, довольствуясь бокалом вина за обедом и иногда кружкой пива, которую выпивал в компании с женой во время вечерней прогулки.
Ему вдруг захотелось почувствовать запах бара на площади Дофина, освежиться аперитивом, пахнущим анисом, — это так приятно в жаркий летний день. Надежда встретить кого-нибудь, кто увел бы его, оказалась тщетной, и Мегрэ чувствовал угрызения совести, когда поднимался по трем ступенькам, ведущим в пивную, перед которой стояла длинная и низкая красная машина; он ее с интересом оглядел.
Что ж, Пардон советовал ему поберечь печень, но он ведь не говорил, что нельзя выпить бокал аперитива, один-единственный бокал за несколько недель!
Возле стойки он сразу увидел знакомые лица — человек десять из Уголовной полиции; вряд ли сегодня у них было больше работы, чем у него, вот они и ушли пораньше. Такое случается время от времени: несколько спокойных дней, безмятежная тишина, текущие, как говорится, дела, а потом вдруг какие-нибудь драматические события, которые развиваются во все ускоряющемся темпе, не давая времени перевести дыхание.
Ему помахали рукой, у стойки потеснились, освобождая место, и он, кивнув на бокалы, наполненные опаловой жидкостью, пробурчал:
— То же самое…
И тридцать лет назад, когда комиссар только начинал работать на набережной Орфевр, он знал нынешнего хозяина этого бара, но в те времена — лишь как сына хозяина. Теперь на кухне бара тоже трудится в белой куртке его сын, похожий на отца, каким тот был в юности.
— Как дела, шеф?
— Помаленьку…
Запах не изменился. В Париже каждый ресторанчик имеет свой особенный запах, и здесь, например, на фоне аперитива знаток мог бы различить немного терпкий аромат молодых вин Луары. Что же касается кухни, то в ней господствовали эстрагон и лук-скорода.
Мегрэ машинально читал написанное на грифельной доске меню: мелкий мерлан из Бретани и говяжья печень в пергаменте. Потом, обернувшись к залу, где стояли накрытые бумажными скатертями столики, он заметил Люка, который, судя по всему, расположился там не для того, чтобы позавтракать, а чтобы спокойно поговорить с каким-то незнакомцем, ибо больше за столиком никого не было.
Люка тоже увидел Мегрэ, поколебавшись, встал и подошел к нему:
— У вас найдется минутка, патрон? По-моему, это могло бы вас заинтересовать…
С бокалом в руке комиссар последовал за ним. Незнакомец поднялся. Люка представил:
— Антонио Фарано… Вы знаете его?
Имя ничего не сказало комиссару, но ему почудилось, будто он уже видел этого красивого итальянца, который вполне мог бы играть в кино роли первых любовников. Вероятно, красная спортивная машина, стоявшая у входа, принадлежала ему. Машина была под стать своему хозяину, его светлому, безукоризненно сидящему костюму, его массивному перстню-печатке на пальце. Пока они рассаживались, Люка продолжал:
— Он приехал на набережную Орфевр встретиться со мной, а я только ушел. Лапуэнт сказал, где можно найти меня…
Мегрэ отметил: Люка пьет тот же аперитив, что и он, а Фарано довольствуется фруктовым соком.
— Это шурин Эмиля Буле… Он управляет одним из его кабаре «Пари-Стрип» на улице Берри…
Люка тайком подмигнул своему начальнику.
— Повторите все, что вы сейчас рассказали мне, Фарано…
— Так вот, мой зять исчез…
