Ураган был насыщен электричеством. В придавленных к земле тучах извивались огненные нити. Вихри налетали на пульсирующее фиолетовое пламя, рвали его в клочья и раскидывали по небу. Плотная дождевая завеса вспыхивала временами подобно струе расплавленного металла. Ветер с нетерпеливым воем подхлестывал искрящиеся потоки воды. Они сталкивались, сплетались в клубок и мгновенно вскипали, разбрасывая багровую пену.
Пилот долго стоял у оконного стекла, прислушиваясь к хриплому реву бури.
— Спектакль, — сказал он наконец. — Пиротехника, а не ураган. «Синей птице» нужны серьезные испытания. Скажите, доктор, это все, что смогли сделать ваши метеорологи?
Врач (он сидел на диване, в глубине комнаты) посмотрел на пилота. «Как скала, — подумал он. — Странно, что никто не догадался сфотографировать его так: черный силуэт, а позади — молнии».
— Совсем неплохой ураган, — ответил врач. — Одиннадцать баллов. Центр урагана у взлетной площадки. Мы стараемся не очень шуметь: в шестидесяти километрах восточнее начинается зона леспромхоза.
— Одиннадцать баллов? — переспросил пилот. — На Юпитере, даже в верхних слоях атмосферы, «Синяя птица» встретит ураганы вдесятеро сильнее. Я привез снимки, сделанные с разведывательных ракет. Плохо, если для ваших метеорологов одиннадцать баллов — уже предел.
— Это не предел, — сказал врач. — Мы ждали вас завтра. Сегодня метеорологам заказали обычный ураган: они выполнили заказ — и только. Если им закажут катастрофический ураган, они сделают катастрофический. Даже сверхкатастрофический.
Пилот отошел от окна и остановился посредине комнаты. Он внимательно, с едва заметным недоумением оглядел высокие книжные стеллажи и большой, заваленный книгами стол. Врач знал этот взгляд. Людям, редко бывающим на Земле, всегда кажется странной нерасчетливая просторность земных помещений.
— Машину надо испытывать в самых жестких условиях, — повторил пилот.
Врач мог еще на несколько минут оттянуть неизбежный разговор — и ему очень хотелось это сделать. Но он ответил:
— «Синюю птицу» можно не испытывать. Она уже прошла все испытания.
Пилот вернулся к окну и опустил штору. Плотная ткань скользнула вниз. Сразу стало тише. Зажглись лампы, спрятанные за матовой поверхностью стеклянного потолка.
— Поговорим? — спросил пилот.
Врач молча показал ему на кресло. Уже опускаясь в кресло, пилот заметил голубую пластмассовую трубочку, лежащую на столе, между страницами раскрытой книги.
— Калейдоскоп? — удивленно произнес он. Его светлые глаза потеплели, и лицо сразу стало добрее. — Это… ваш?
— Генерального Конструктора, — ответил врач.
Пилот взглянул на врача. Это был беглый взгляд — не больше. Но со свойственной астронавтам способностью мгновенно схватывать главное пилот увидел в глазах собеседника напряженное ожидание.
— Скажите, — осторожно спросил пилот, — Генеральный Конструктор… он никогда не летал?
Врач пожал плечами:
— Что значит — летать?
Пилот снова взглянул на врача. Лицо у врача было подвижное, очень худое, с нездоровой желтизной.
— Летать — значит подниматься над землей на машине, — вежливо объяснил пилот.
— В таком случае Генеральный Конструктор летал, — сказал врач. — Он летал в тот день, когда вас встречали после первого рейса к Меркурию. Генеральный Конструктор был тогда мальчишкой. Он хотел походить на вас. Хотел летать. В тот день он попытался взлететь на своей первой машине. Он построил ее из кусков фанеры и дюраля. Игрушка. Но эта машина взлетела. На пятнадцать метров. А потом — упала. Вот, собственно, все. Ходить он начал через три года. Сначала на костылях. Летать ему не разрешали. Даже на пригородных вертолетах.
Ураган постепенно выдыхался. За окном ровно гудел ветер.
— Так, — сказал пилот. — У вас должны быть хорошие испытатели. Конструктору нелегко, если он никогда не летал на настоящих машинах.
— У нас нет испытателей. Генеральный Конструктор всегда сам испытывал свои машины. Он сам провел все испытания «Синей птицы». Сегодня… сегодня он тоже летал.
— Он погиб восемь дней назад, — медленно произнес пилот. — Он погиб, а мертвые не летают.
Врач отрицательно покачал головой. Нужно было многое объяснить; это угнетало его. Он взял лежащий на книге калейдоскоп и придвинул книгу к пилоту:
— Вот, посмотрите. Орел летел к Солнцу — и погиб. Погиб в полете… и не упал, а продолжал лететь.
Книга была открыта на других стихах, но пилот узнал автора и вспомнил эти строки:
Он умер, да! Но он не мог упасть,
Войдя в круги планетного движения.
Бездонная внизу зияла пасть,
Но были слабы силы притяженья…
Пилот мягко сказал:
— Это — поэзия.
— Да. Это поэзия, — машинально повторил врач.
— Так, — медленно произнес пилот после продолжительного молчания. — Так. Но вы сами сказали, что Генеральный Конструктор никогда не поднимался на настоящих машинах. Автопилоты? Нет. Для испытаний новой машины, для полета сквозь ураган нужен человек. Нужны ум, смелость, воля, выдумка.
— Да, — сказал врач. — Машины могут делать то, что могут. Человек умеет делать и невозможное.
— Значит, автопилоты исключены. Генеральный Конструктор управлял кораблем с Земли. Только так. Но если это обычное радиоуправление, нужна очень точная координация движений. Нужно уметь мгновенно перенести руку с одного рычага управления на другой, нужно… Нет, это тоже исключено. Остается одна возможность — биоэлектронное управление на расстоянии. Так?
