Евгений Попов
Гантельная гимнастика
Я еще в школе постоянно отлынивал, вызывая неудовольствие Альфреда Емельяновича. Он меня гнал лезть без ног по канату и скакать через так называемого коня. А я не лез и не скакал.
И в институте я лишь записался бегать на лыжах к добрейшему Ивану Петровичу, а сам там был всего один раз синей осенью. Мы прыгали по стадиону, делая вид, что отталкиваемся палками и скользим белой зимой.
Ну а когда я получил образование и дергал зубы у любящих меня пациентов, ко мне по линии спорта больше не привязывался никто, нигде и никогда.
Пожалуй, только в детском саду я не избежал физкультуры. Помню, маршировали что-то там такое под барабан и прыгали через скакалочку.
И все это, конечно, хорошо, но к тридцати годам мое тело пришло в упадок: руки висели плетьми и вздулся животик, окольцованный по поясу жировой складкой.
Кроме того, я весь сильно облысел. Но последнее вряд ли от отсутствия физкультуры. Я думаю, что не от отсутствия.
Тело пришло в упадок.
Зато - дух. О-го-го! В институте я шел по успеваемости в первой пятерке. Это дало свои несомненные результаты. Зубы удаляются с минимумом болезненности. Пациенты на руках меня носят.
И я прекрасно начитан. Знаю музыку и клянусь, что могу поговорить с кем угодно на какую угодно тему. Еврипида, допустим, не читал, но знаю, кто он такой и где жил. Он жил в Греции примерно пятьсот лет назад до нашей эры.
С кем угодно, но только не с варваром, который во время разговора так и хочет харкнуть тебе в лицо.
Вот я сейчас расскажу: у нас во дворе живет, не знаю даже как и выразиться, бывший или настоящий художник по фамилии Носков.
Этот Носков человек больной. Несмотря на молодость, является пенсионером по инвалидности. Его опекают родственники. А болезнь его заключается в том, что, потратив время на изготовление какой-либо картины, он затем раскрывает окно и выбрасывает холст на улицу. С криком: "Получите, падлы, от гения товар не по зубам!" Маниакально-депрессивный психоз.
Пишет он в основном на библейские вроде бы темы. Во всяком случае, у него часты люди с нимбами, девы, старцы, ягнята, песок, пустыня.
И одного такого старца он изобразил чрезвычайно похожим на меня, исказив мои черты до безобразия. Изобразил и выкинул.
И все это, конечно, ничего, если бы не глупые дети, живущие у нас. Они подобрали этот "мой" портрет, приколотили его крепкими гвоздями за сараями на недосягаемую высоту. И подписали снизу: "Это доктор Еськин".
А ко мне ведь и на дом пациенты ходят. У меня есть своя бормашина. Думаете, мне приятно? Ангелина Ивановна пришла и улыбается: "Это кто же вас так изобразил, Илья Евгеньевич? Хоть бы листиком каким прикрыли..."
И смотрит на меня с любопытством.
Я тогда вышел во двор и говорю детям:
- Ну-ка, сорванцы, немедленно снимите эту пакость!
А Носков запустил в меня сверху горшком с гортензией и кричит:
- Я тебе покажу "пакость", тварь ты дрожащая!
Больной человек! Но дети. Они нахально ответили, что приколотили не они и снимать не будут. Их родители сказали, что ничего не знают, и разводили руками. Они шоферы.
Так что мне пришлось нанимать за три рубля человека с улицы, который сорвал это позорище после того, как оно провисело почти целый день. Деньги решают все.
Кстати, о детях. Это только слово такое "дети", а на самом деле вполне сформировавшиеся лбы, которым место уже в лагерях, и причем не в пионерских. Они, видите ли, не могут за себя отвечать, а уже выше меня ростом. И родители за них не отвечают. Они сквозь пальцы смотрят на проделки своих акселератических чудовищ.
Больше того, мне кажется, что они САМИ их науськивают на меня, потому что завидуют. Тут Райкин правильно сказал в монологе холостяка, что женатый не может, когда другому хорошо, то есть холостяку. Я очень смеялся. Правильно. Совершенно верно.
Наверняка науськивают, поскольку хоть я и холост, но не играю с ними в домино и не участвую в глупейших разговорах насчет того, что подорожала водка. Что мне до водки? Сухое вино не подорожало. А коньяк - черт с ним. Коньяк можно в конце концов и не пить. Правда, женщины любят иногда коньяк.
Как-то вечером иду я с Идеей Дементьевной к себе через подворотню, а они стоят, это я про "детей",- чистые волчата. Глаза горят, а один говорит вслед:
- Эта баба, как орех. Так и просится на грех.
А другой поет:
- Али-баба! Ты посмотри, какая женщина!..
Я хотел обернуться и крикнуть, что всему, черт побери, есть предел и нельзя молодым парням распускаться до таких пределов, но Идея вцепилась мне в рукав и шепчет:
- Я умоляю. Не надо, не надо...
А я и сам понимаю, что не надо. Что? Ну обернулся бы. Ну сказал, а в ответ - гнусная матерщина. Или еще что-нибудь хуже. А ведь их родители тут же во дворе стучат костяшками!
Поэтому мы прошли гордо, и ушли, и время провели прекрасно. А только остался на душе какой-то неприятный осадок. И стыдно, и больно, потому что я, если говорить честно, испытал в ТУ МИНУТУ самый обычный физиологический страх. Опасался, что побьют, если говорить совсем честно.
То есть я уже явно был подготовлен к тому, чтобы, гуляя однажды по улице, увидеть, как девушка торгует книжками с лотка. Прелестное такое существо. Знаете эти мордашки? Зрелая женская красота, наивный взор, потупленные глаза и полное отсутствие мыслей в черепной коробке.
