Филорнит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.

Жанр:	Поэзия
Серии:	-
Всего страниц:	4
ISBN:	-
Год издания:	Не установлен
Формат:	Полный

Филорнит читать онлайн бесплатно

Шрифт

Интервал

Arrepentíos,

советовала невзрачная в чём-то тусклом,

плиссе ли, гофре,

вроде какого-то, что ли, пеплума,

в комнатах появляясь

сутулилась, веяла тленом,

а что касается глаз,

то они были очи,

и были они ненастны, скорбели,

посверкивала в них укоризна

но дальше, дальше,

не стоит,

напоминая чувствительный инструмент из отряда струнных,

расстраиваться и замирать в минорных нюансах,

хотя бы уже потому,

что такие нюансы давно заезжены и прожужжали уши,

а главное — не сулят утешенья

куда увлекательнее

задуматься о её манере общаться,

вернее, о способе сообщать вам мысли,

передавать их,

короче, насчёт того, что она говорила молча,

что называется, речью не уст, но фибр,

или, как пишут в брошюрах по запредельному,

электричеством чакр,

флюидами кундалини

аrrepentíos,

в комнатах возникая и в залах, она говорила,

в залах и комнатах одного музея,

в их анфиладах,

музея, где подвизался тот,

кто всё это тут набрасывает,

точнее, не тут, а там,

в виртуальном континууме

а что,

разве тут отсутствуют писчебумажные принадлежности,

нет, присутствуют,

но скольжение по бумаге графита, равно пера,

звук то есть скольжения

с давних пор ему скрежет напоминает зубов,

чем немало печалит

к тому же он недолюбливает свой почерк:

ведь тот настолько неординарен,

что всё ещё не удаётся к нему привыкнуть,

привыкнуть, чтобы не обращать на него вниманья

и больше не узнавать себя по нему поминутно,

как по полёту птицу:

а, так вот я, оказывается, какой персонаж

конечно, оказывается,

а ты что мыслил,

ты, верно, мыслил, что нет,

что ни в коей мере,

зачем же,

иллюзий питать не надо,

ты именно вот такой

и, прости за упрямую прямоту,

никакой помимо

ибо каким ещё

ты можешь быть персонажем,

если твоя латиница смотрит мокрицей,

кириллица — сколопендрой,

однако и та, и эта пытается мимикрировать,

причём как раз под пернатое

и не просто,

даже не просто пернатое,

а такое,

которое чуть ли не самых похвальных свойств,

über, что называется, alles,

летящее, на прищур дотошного филорнита,

i. e. птицелюба,

с поспешностью если не дикого голубя,

то по крайности пустельги, балобана,

с околосоколиной, коллега,

с околосоколиной

и рассуждая в том же ключе,

по лицам то есть,

по некоторым, что ли, ролям,

нельзя не заметить, что так получается гармоничней,

поскольку лета

в данной версии клонят не столько к прозе,

сколько к изящной драме,

что, разумеется, замечательно,

ибо причастность к такому искусству,

пусть даже и отвлечённая,

дорогого стоит,

а что же не замечательно

очевидно, то,

что в целом те же лета третируют нас достаточно некрасиво,

вы правы,

лета не питают к нам ни малейшего пиетета,

точней, положительно не щадят нас:

морщинят и всё такое,

считайте, глумятся,

хотя если вдуматься с их позиции,

то отчего бы и нет,

ибо что им,

не вольные, что ли, они грифоны

или, положим, веталы

но ладно глумились бы лишь над плотью,

над плотью куда ни шло,

да и шут с ней,

низменной да постылой,

так нет,

потешаются и над нежной праджней,

ведь это как раз они

наливают сосуд ума зельем смурости

и не мудрствуйте боязливо,

не к смерти ли в нём смеркается,

потому что к чему же ещё,

в нём смеркается,

он становится близорук, курослеп

и всё чаще не может чего-то вообразить, припомнить,

чего-то типа каких-то дат,

чьих-то манер и черт,

пусть и некогда ненаглядных

и то и дело

мерещатся ему скрипы грядущего катафалка,

куплеты его печального лихача,

и всечасно страдает вопросами,

коих не излечить,

беда,

был, смеётся в народе, ум,

а сделался межеум

и по этому казусу —

казусу застарелой пасмури мозговой —

продолжение следует по ролям

и по лицам не очень-то чётким,

а то и не чётким ничуть

ничего,

не в чёткости, сударь, счастье,

а в чём же,

а в том,

чтобы не обрывалась сюжетная канитель,

чтобы действие,

увлекая и поучая,

творилось неугомонно и плавно,

и всякого рода условности были почти незаметны

почти,

потому что не замечать их совсем

ни за что не получится,

точно так же как никогда не выйдет

от них избавиться, отказаться,

ибо это всё-таки театр

а театр,

как известно любой гертруде,

есть именно театр

есть, естественно, театр,

есть несомненно и однозначно театр

просим милости,

чувствуйте как у себя или как угодно,

но только не предвкушайте вешалки,

ни вешалки, ни фойе,

ни буфета, ни лож,

ни иной немодной конкретики типа сцены и реквизита

их нет:

не нужны,

потому что в данном пространстве

играется не на публику, а исключительно про себя,

тем паче, что публики тоже не требуется

счастливчик,

вас угораздило в заведение имени иммануила к,

на театр чистого разума,

вдохновенно молчащий на всю кромешную махашунью

покайтесь,

советовала невзрачная в чём-то неброском,

в залах и комнатах появляясь,

покайтесь,

говорила она своим кундалини вам и другим музейным,

что, разумеется, было ничуть не странно

о чём вы,

что, в сущности, было не странно,

что кундалини,

следует лишь уточнить, с чьей точки,

на чей, осведомиться по-словенски, pogled,

или, если угодно, кому не странно

должно быть, тому,

кто помимо флюидов улавливал суть явленья,

кто понимал,

отчего худощавая та сеньора не изъясняется речью уст,

в чём тут, собственно, дело,

меж тем как дело вообще

было в центре европы

иными словами, я понимал, я улавливал,

потому что вполне был для этого чуток, тонок,

Продолжить чтение

Еще от автора Саша Соколов

Саша Соколов

Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».

Саша Соколов

Между собакой и волком

«Между собакой и волком» (1980), второй роман Саши Соколова (р. 1943) – произведение в высшей степени оригинальное. Считая, что русский литературный язык «истерся» от постоянного употребления и потерял всякую выразительность, писатель пытается уйти от привычных языковых норм. Результатом этого стал совершенно уникальный стиль, в создании которого приняли равноправное участие и грубое просторечие, и диалекты, и произведения русской и мировой классики, и возвышенный стиль Священного Писания, и слова, изобретенные самим автором.

Саша Соколов

Палисандрия

«Палисандрия» (1985) – самый нашумевший из романов Саши Соколова. Действие «Лолиты наоборот» – как прозвали «Палисандрию» после выхода – разворачивается на фоне фантастически переосмысленной советской действительности.

Саша Соколов

Тревожная куколка

Саша Соколов

Рассуждение

Саша Соколов

Эссе, выступления

Рекомендуем почитать

Борис Яроцкий

На всех фронтах

Сборник очерков и повестей посвящен людям, которые выстояли в самых суровых боях Великой Отечественной; содержит неизвестные широкому читателю факты истории войны.Книга рассчитана на массового читателя.

Коллектив Авторов

Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников

Книга объединяет работы чеченских школьников, посвященные прошлому и настоящему Чечни и отражающие личный опыт авторов, историю их семей и судьбы разных людей на фоне чеченской истории. Работы были отобраны из числа сочинений, присланных старшеклассниками на ежегодный Всероссийский исторический конкурс общества «Мемориал» «Человек в истории. Россия — XX век» в 2003/2004 году. В книгу также вошли сочинения четырех российских школьников, посвященные судьбам чеченских беженцев в России.

Терри Пратчетт

Удивительный Морис и его ученые грызуны

Всем известна история о Крысолове из Гаммельна. История очень проста — волшебная дудочка заманивает полчища грызунов в воду, и они тонут. Между тем, все забывают, что крысы прекрасно плавают.Сказка воплотилась в жизнь в одном из городов Плоского мира. Но все началось с того, что живущие в подвалах Незримого Университета крысы внезапно резко поумнели, научились разговаривать и образовали Клан. Затем, эти Образованные Крысы встретили уличного кота Мориса, который оказался котом, необычным во всех отношениях.

Терри Пратчетт

Пятый элефант

Добро пожаловать в Убервальд! В страну, славную вековыми традициями, где до сих пор играют в такие замечательные игры, как «попробуй убеги, чтобы тебя не сожрали» и «успей домой до захода солнца». Здесь вас встретят ласково улыбающиеся вампиры, милые игривые вервольфы и радушные, отзывчивые гномы.А еще здесь лежит легендарный Пятый Слон, некогда упавший на Плоский мир и устроивший чудовищное дискотрясение. А еще здесь множество железа, золота и жировых месторождений – в общем, тех самых штук, которые до зарезу нужны такому цивилизионному городу, как Анк-Морпорк.Так что вперед, сэр Сэмюель Ваймс! Отныне вы – дипломат.