– Я хочу жениться на вашей дочери, – заявил Марк Спейли пылко, но несколько неуверенно. – Я всего лишь художник и имею две сотни в год, поэтому вы, возможно, сочтете мое предложение самонадеянным.
Данкэн Даллэми, распорядитель финансов крупной компании, внешне не выказал признаков неудовольствия. По правде, в душе он был бы рад найти для своей дочери Леоноры мужа и с двумя сотнями в год. Быстро наступал кризис, и он знал, что выйдет из него без средств и без кредита; все его предприятия последнего времени рухнули, и особенно было жаль пипенту, новое замечательное блюдо на завтрак; на ее рекламу он израсходовал большие деньги. Едва ли ее можно было назвать ходким товаром; люди покупали все, но только не пипенту.
– А вы бы женились на Леоноре, если бы она была дочерью бедняка? – спросил обладатель призрачного состояния.
– Да, – осторожно ответил Марк, не давая торжественного обещания, что было бы ошибкой.
И, к его удивлению, отец Леоноры не только дал свое согласие, но и предложил отпраздновать свадьбу пораньше.
– Мне бы хотелось каким-то образом выразить вам свою признательность, – с искренним чувством проговорил Марк. – Но боюсь, это все равно как если бы мышь предложила помощь льву.
– Попробуй сделать так, чтобы люди покупали эту мерзкую гадость, – сказал Даллэми, свирепо кивнув в сторону плаката с ненавистной пипентой, – и ты сделаешь для меня больше, чем все мои агенты, вместе взятые.
– Ее нужно назвать как-то иначе, – задумчиво произнес Марк, – да и рекламу надо бы сделать получше. Ладно, я подумаю.
Спустя три недели все были извещены о скором появлении нового блюда на завтрак, которому было дано звонкое название «филбойд стадж». Спейли не стал рисовать огромных грудных детей, растущих как грибы под стимулирующим действием нового питания, или представителей разных народов, стремящихся всеми силами завладеть им. На одном огромном мрачном плакате были изображены проклятые в аду, страдающие от нового испытания – неспособности добраться до «филбойд стаджа», который юные очаровательные дьяволицы держали в прозрачных мисках на недоступном для них расстоянии. Зрелище было неприятно еще и тем, что в лицах заблудших смутно угадывались черты некоторых тогдашних знаменитостей, затерявшихся в толпе осужденных, – видных деятелей обеих политических партий, светских львиц, известных драматургов и романистов, выдающихся воздухоплавателей; во мраке ада тускло мерцали огни рампы знаменитого театра музыкальной комедии; свет пробивался сквозь мглу с натужным усилием обреченного. Плакат не возвещал о чрезмерных достоинствах нового блюда, но внизу его была жирно выведена одна-единственная безжалостная фраза: «Пока не продается».
Спейли пришел к убеждению, что людьми чаще движет чувство долга, нежели поиск развлечений. Тысячи респектабельных мужчин принадлежат к среднему классу; стоит одного из них застать неожиданно в турецкой бане, как он со всей искренностью объяснит, что это врач рекомендовал ему посещать турецкую баню; если же в ответ на это вы скажете, что ходите туда потому, что вам это нравится, то несерьезность вашего поведения вызовет неподдельное удивление. Точно так же, когда из Малой Азии приходят сообщения об убийствах армян, то возникает предположение, что это происходит потому, что «кто-то отдал приказ»; никому ведь не придет в голову допустить, что людям нравится убивать своих соседей.
То же и с новым блюдом. Никто бы не решился попробовать «филбойд стадж» ради удовольствия, но беспощадная суровость рекламы заставила домашних хозяек стаями мчаться в магазины с громкими требованиями немедленно снабдить их новинкой. Девочки с косичками с самым серьезным видом спешили на кухню, чтобы помочь своим усталым матерям исполнить несложный ритуал приготовления завтрака, который затем поглощали всей семьей в безрадостной тишине. Стоило женщинам обнаружить, что блюдо совершенно невкусно, как реклама обрушилась на них с новой силой. «Ты ведь не съел свой «филбойд стадж»!» – кричали со всех сторон на потерявшего аппетит человека, спешившего быстрее покончить с завтраком, а его вечерней трапезе предшествовала подогретая смесь, которая рекламировалась как «ваш «филбойд стадж», который вы не съели сегодня утром». На новую пищу с жадностью набросились эти странные фанатики, которые у всех на виду укрощают свои страсти и умиротворяют наружность путем поглощения бисквитов «здоровье» и ношения не вредной для самочувствия одежды. Важные молодые люди в очках вкушали ее на ступеньках Национального клуба либералов. Епископ, не веривший в то, что продукт принесет какую-то пользу, открыто выступал против плаката, а дочь пэра умерла, объевшись смесью. Когда солдаты пехотного полка, отказавшись есть это тошнотворное месиво, восстали и расстреляли своих офицеров, то это послужило лишь дополнительной рекламой новому продукту. К счастью, лорд Биррел из Блатерстоуна, бывший в то время военным министром, спас ситуацию, выдав следующую удачную сентенцию: «Дисциплина там хороша, где есть право выбора».
Слова «филбойд стадж» зазвучали в каждом доме, но, как справедливо рассудил Даллэми, это отнюдь не означает, что продукт явился последним словом в кулинарии. Его достоинство возрастет, как только на рынке появится более несъедобная пища. Люди невольно потянутся к тому, что вкуснее и аппетитнее, и то, что имеет отношение к пуританской непритязательности, исчезнет с домашнего стола. Выждав таким образом подходящий момент, он продал свои права на продукт, что при критическом положении его дел принесло ему колоссальное состояние, а его финансовая репутация осталась незапятнанной. Что до Леоноры, которая к тому времени стала весьма богатой наследницей, то он подыскал ей кое-кого гораздо более заметного на брачном рынке, нежели художник с двумястами в год, способный лишь рисовать рекламные плакаты. Марку Спейли, умненькому мышонку, который себе в убыток помог финансовому льву добиться успеха, оставалось лишь проклинать день, когда он выпустил в свет чудесный плакат.
