Сергей КАЗМЕНКО
ФАКТОР НАДЕЖДЫ
Самым странным казалось наличие в Полости жизни.
Похожие на красную проволоку стебли густо оплетали торчащие из песка скалы, превращая их в фантастические фигуры неведомых существ. Над ними тучами, рассеивающимися при нашем приближении, вилась мошкара. Юркие серебристые ленточки временами выскакивали из-под камней, над которыми проходила машина, и тут же скрывались под другими камнями. А наверху, в мглистом небе над головой иногда мелькали тени каких-то летающих существ.
Впрочем, все это меня уже мало волновало.
Прошло уже более трех суток, как мы покинули базу, и надежд на спасение практически не оставалось. Их, по существу, не было с самого начала, с того момента, как мы очутились в Полости. Если бы хоть кто-то мог догадаться, что мы попали сюда... Но бесполезно мечтать о невозможном. Никто даже предположить такое не сможет - слишком много глупостей надо было совершить, чтобы здесь оказаться. Не та у меня, к сожалению, репутация, чтобы хоть кто-то поверил, будто я способен так вот влипнуть. Я и сам бы не поверил - выходит, всю жизнь не понимал, каков я на самом деле.
Нас, конечно, ищут. И будут искать, пока остается хоть малейшая надежда. Но никому - даже тем, кто верил в существование Полости, даже самому Патрику, рассчитавшему ее вероятные параметры - не придет в голову использовать то единственное средство, которое даст нам надежду на спасение. Так не лучше ли смириться с неизбежным, прекратить эту бессмысленную гонку и отдохнуть, наконец, впервые за трое суток?
Но человек, видимо, просто не способен сдаться, пока остается хоть малейшая надежда на спасение. Инстинкт самосохранения почти всегда оказывается сильнее доводов рассудка и заставляет бороться до конца. И я боролся. Не верил, но боролся. Ругал себя за дурацкое упорство, но боролся. Ничего не мог с собой поделать. Не мог я позволить себе сдаться. Права такого не имел.
Я отвлекся, и машина едва не съехала в каверну. Дурацкий рельеф! И откуда только они взялись, эти каверны? Один раз, в самом начале, мы угодили-таки в одну из этих ямин - не меньше трехсот метров в поперечнике и глубиной в добрую сотню. Если бы с одной стороны ее не засыпала надвинувшаяся из пустыни дюна, мы так бы там и остались - машина не приспособлена для подъема вдоль отвесных стен. И так пробултыхались не меньше часа, пока сумели выбраться наружу, и за это время зона контакта сдвинулась к самому горизонту. Еще чуть-чуть, и прощай всякая надежда. В Полости, как в той древней сказке, нужно бежать очень быстро, чтобы оставаться на месте - в смысле, рядом с проходом. Сколько времени я еще смогу выдерживать эту гонку? Сутки? Двое? А потом стимулятор перестанет действовать, и придется передать управление автопилоту или кому-нибудь из гвенгов. И тогда конец: гвенги наверняка упустят зону контакта за горизонт.
Объехав каверну вдоль левого края, я вывел машину на относительно ровный участок и посмотрел вперед. До зоны контакта было километров восемь. Хотя я мог и ошибаться: расстояния здесь обманчивы. Темный столб поднятой пространственными возмущениями пыли упирался прямо в небо, длинным шлейфом отмечая пройденный зоной контакта путь. Даже на таком расстоянии, даже внутри машины слышен был грохот выворачиваемых с поверхности Полости глыб. Позавчера, в отчаянии от совершенной ошибки, я рискнул ввести машину в этот ад в поисках выхода. Повторять попытку смысла не было - проход закрылся, и приоткрыть его снова могли лишь те, кто остался снаружи.
Послышалось чириканье и почти тут же синхронный перевод в наушниках:
- Мы по-прежнему не можем остановиться?
Спрашивал Чверк, старший из трех гвенгов, которых я затащил с собой в эту ловушку. Я на секунду оглянулся. Все трое сидели на своих местах и смотрели на меня большими черными глазами. В их позах было что-то от фигурок древних восточных богов, особенно когда все трое синхронно поворачивались в одну сторону и замирали в неподвижности. Сходство это не портил почему-то ни золотистый мех, которым были покрыты их тела, ни плоский, направленный вниз клюв, делавший лица гвенгов удивительно похожими на птичьи.
- Нет, - ответил я.
Задай этот вопрос кто-то из своих, я и отвечать не стал бы. Как будто и так не ясно. Если мы остановимся, и зона контакта уйдет слишком далеко, всякая надежда будет потеряна. Я в лучшем случае пожал бы плечами в ответ. А скорее просто огрызнулся бы: я уже трое суток был на взводе. Но гвенги они же как дети. Им же все приходится объяснять. И не раз, и не два, и все равно, бывает, они так ничего и не понимают. Поначалу трудно привыкнуть к общению с ними, но потом все получается само-собой. Как и сейчас.
- Если мы остановимся, зона контакта может уйти за горизонт. И тогда нам уже не удастся вернуться, - сказал я. - Наша единственная надежда держаться к ней поближе.
Я не стал говорить, что надежда эта призрачна. Зачем? Быть может, гвенги так до самого конца и не поймут этого. Тем лучше. Для них, конечно - мне от одной мысли об их гибели по моей вине ну так погано было, что все бы, кажется, отдал, лишь бы их спасти.
