Experimentum crucis

* Experimentum crucis (решающий опыт; буквально «опыт креста»; иногда также говорят «критический эксперимент») — эксперимент, исход которого однозначно определяет, является ли конкретная теория или гипотеза верной. Этот эксперимент должен дать предсказанный результат, который не может быть выведен из других, общепринятых гипотез и теорий. Термин «экспериментум круцис» введён Френсисом Бэконом.

— …И таким образом мы убедимся в том, не является ли наша реальность виртуальной? — спросил рабочий.

Члены вечернего рабочего университета — мужчины и женщины разного возраста — сидели за классическими школьными партами. Профессор — немолодой мужчина в очках, одетый в джинсы и водолазку, восседал на столе рядом с большим 3D-экраном, подключенным к компьютеру. На экране переливалось что-то фрактальное.

— Да, — ответил профессор. — Если все то, что мы называем универсумом, есть некая симуляция, поддерживаемая некоей сверхцивилизацией, то где-то должен быть разрыв в реальности. Или должны проявляться какие-то артефакты. Или хотя бы мусорные, неактивные строчки кода, случайно просочившиеся из предыдущих версий. Или ошибки их программистов.

Сначала мы решили, что это можно проверить с помощью средств макрофизики или микрофизики. Например, в спектре космических лучей, обладающих очень высокой энергией, на определенных ее уровнях должен иметься обрыв. Примечательно, что такой обрыв действительно имеется — хотя есть несколько других гипотез, которые его объясняют. Или, наоборот, разрыв должен проявиться при исследовании микромира. Там должны обнаружиться нарушения симметрии, например. Определяемые сеткой моделирования.

— Не очень понятно, — смущенно сказала одна немолодая женщина, оторвавшись от тетради, в которую она старательно записывала слова профессора.

— Неважно, — сказал тот. — Сейчас, в 2091 году, мы способны на наших ЭВМ смоделировать область реальности в 1 кубический метр с шагом 1 фемтометр. Фемтометр — это одна миллионная нанометра. Такие эксперименты делались учеными из Японской ССР. Если развитие будет продолжаться такими же темпами, как сейчас, то через 10–15 тысяч лет мы сможем смоделировать с шагом в один фемтометр, Вселенную размером с нашу — то есть 15 миллиардов световых лет.

— Подождите, — сказал один рабочий, по виду таджик. — Если мы являемся симуляцией, то можем ли мы создать симуляцию внутри симуляции?

— Почему бы и нет? — пожал плечами профессор. — Мы создаем программы, которые обладают элементами сознания — хотя в реальности это строчки кода, реализованные средствами микроэлектроники. Тем не менее, они уже обладают тем, что можно назвать независимостью от создателей, или свободой воли. Что, собственно, и продемонстрировал знаменитый случай в Свердловске.

Он слез со стола, подошел к большому окну, посмотрел на синее летнее небо, по которому ползли белые облака.

— Ну — так может и ладно? — сказал он. — Если мы в самой основе своей лишь какой-то самостоятельный код. Люди рождаются, живут, умирают, сумма счастья прибавляется, история движется, вот уже к концу этого века социализм победил в масштабах планеты. В конце концов, неважно, что является в основе мироздания — кварки или сигналы некоей сверхсложной ЭВМ, не так ли? Как вы считаете?

Все молчали.

— Мы должны знать, — ответил сам себе профессор. — Приращение знания — в сущности, единственная задача разума, даже если этот разум искусственен.

— И все-таки все это как-то отдает идеализмом, — задумчиво сказал молодой рабочий с портретом Сталина на футболке. Портрет выдавал в нем сторонника коммунистического трансгуманизма, предтечей которого Иосиф Виссарионович Сталин считался. — Боженька вывернулся и вылез в форме сверхцивилизации, создавшей сверхкомпьютер, частью программы которого мы и являемся. Более того, а что, если эта сверхцивилизация, смоделировавшая нашу Вселенную, сама является симуляцией некоей сверхсверхцивилизации? При этом так можно до бесконечности продолжать цепочку.

— Теоретически запретов для этого не существует, — согласился профессор.

— С другой стороны, не совсем приятно сознавать, что кто-то может, условно говоря, перезагрузить компьютер, и весь наш мир исчезнет.

— Или в компьютер запустят вирус, — сказал профессор. — Помните кошмар в лунном городе?

— Да, — все помрачнели, вспоминая катастрофу десятилетней давности, оказавшейся результатом проделки двух подростков.

— А можем мы установить с ними связь? — сказал молодой рабочий. — То есть дать им сигнал, что мы знаем об их существовании? Что мы осознали свою симулятивность. И попросить их, например, о том, чтобы они не трогали нас. Оставили в покое. В конце концов, если они представляют более высокую ступень разума, то их этика более высока, чем наша, и у них есть некая ответственность даже перед искусственным миром, которым — если это так, конечно — являемся мы?

— Может ли проигрываемый вами 4D-фильм дать вам сигнал, чтобы вы его не останавливали, например?

— Да, но вы же сами сказали о свободе воли? Фильм же жестко детерминирован, в нем изначально уже существуют и завязка, и сюжет, и развязка фильма.