1
Икстл неподвижно распростерся в беспредельном ночном пространстве. Время медленно ползло в вечность, и космос застыл в своем непроницаемом мраке. Через эту необъятность холодно взирали на него мутные пятнышки далекого света. Каждое — он это знал — было галактикой, полной ярких звезд, которые бесконечное расстояние превратило в водоворот светящейся туманности. Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, вечно обращающихся вокруг своих родных солнц. Так давным-давно и на его древней планете Глор жизнь выбралась из первобытных болот и текла, пока космический взрыв не разнес его могущественную расу и не вышвырнул его тело в межгалактические глубины.
Он жил; в этом заключалась его личная катастрофа. Пережив катаклизм, его почти неподвластное смерти тело поддерживало свое жалкое существование благодаря энергии света, пронизывающей весь космос и само время. Мысль его постоянно возвращалась к одному — к надежде: надежде на один-единственный шанс из дециллиона, что он снова окажется в какой-нибудь галактике. И уж совсем бесконечно малой величиной выражалась надежда попасть на какую-нибудь планету и найти там подходящего гуула.
Повторяясь миллиард раз, теперь эти мысли стали частью его самого. Словно перед ним прокручивали одну и ту же картину. Вместе с далекими, тоненькими лучиками света она составила тот мир, в котором он существовал. Он стал забывать, что его тело обладало широчайшим диапазоном чувствительности. Века назад она простиралась практически безгранично, но теперь, когда таяли его силы, ни один сигнал, возникший на расстоянии более нескольких световых лет, не доходил до него.
Он уже ничего не ждал и поэтому едва уловил появление корабля. Энергия, плотность — материя! Его вялое сознание с трудом обратилось к смыслу происходящего. Но даже это отозвалось болью, похожей на боль в мышцах, если после долгого бездействия вдруг перейти к активным движениям.
Боль прошла. Исчезла мысль. Мозг снова погрузился в многовековой сон. Он снова жил в своем мире безнадежности и мутных световых пятен в черноте пространства. Эта идея об энергии и материи — не более как вечно повторяющийся сон. И лишь отдаленный уголок его сознания, еще сохранивший способность к анализу, наблюдал за сигналами, сравнивая их с давно забытыми образами и ощущениями, медленно всплывавшими из глубин бездействовавшего веками мозга.
Но вот снова, сильнее, острее, потревожил его сознание все тот же сигнал. Его распростертое в пространстве тело невольно вздрогнуло. Четыре руки раскинулись, а четыре ноги с силой сложились, словно перочинный нож. Среагировали мышцы. Его широко открытые, будто удивленные глаза обрели осмысленное выражение. Вернулось к жизни давно невостребованное зрение. Та часть нервной системы, что контролировала все поле его восприятия, как будто лишилась равновесия. Громадным усилием воли он перенес ее контроль с миллиардов кубических миль пустоты на то, чтобы определить область, где сосредоточился источник возбуждения.
Пока он пытался определить место сгустка материи, объект переместился на большое расстояние. И тут Икстл впервые подумал о нем как о корабле, летящем из одной галактики к другой. Было мгновение дикого страха, что корабль выйдет за границы его чувствительного поля и контакт будет утрачен навсегда, прежде чем он сможет что-либо предпринять.
Он слегка расширил поле своего наблюдения и теперь уже не сомневался в присутствии незнакомой материи и энергии. На этот раз он решил не упускать их. То, что было его полем восприятия, сконцентрировалось в пучок энергии, всей энергии, какую только могло собрать его ослабленное тело.
Точно направленный пучок энергии извлекал огромное количество энергии из корабля. Энергии оказалось в миллионы раз больше, чем он мог уместить в себе. Ему пришлось отклонить ее поток от себя, разрядить в пространство и во тьму. Но, подобно чудовищной пиявке, преодолевая расстояние в четыре… семь… десять световых лет, он высасывал энергию большого корабля.
После бесчисленных веков жалкого существования, когда он полностью зависел от скудных инъекций далеких световых лучей, он даже не осмеливался овладеть этой колоссальной мощью. Безбрежный космос жадно вбирал в себя отброшенный им поток энергии, будто его вообще не было. Но даже та малость, которую он поглотил, мгновенно вернула жизнь его телу. С дикой яркостью представились ему открывающиеся перед ним возможности. И он неистово принялся перестраивать свою атомную структуру, а затем бросил себя вперед и понесся вдоль пучка.
Далеко от него корабль — он мгновенно восстановил утраченную энергию — продолжал свой полет и проплыл мимо, все ускоряя свое движение. Он удалился на световой год… потом на второй… на третий. Страшное отчаяние охватило Икстла, когда он понял, что корабль вот-вот уйдет, несмотря на все его усилия. И вдруг…
Корабль встал. Мгновенно. Остановился на полном ходу. Только что он убегал от Икстла со скоростью многих световых лет в день — и вдруг завис в пространстве. Он был на огромном расстоянии от Икстла, но оно больше не увеличивалось.
Икстл догадывался о причине остановки. Там, на борту корабля, почувствовали его вмешательство и остановились, чтобы разобраться в происходящем. Их метод моментально сбрасывать ускорение свидетельствовал о чрезвычайном развитии науки, хотя секрет его был ему непонятен. Существовало несколько способов решения этой проблемы. Сам он намеревался остановиться, обратив огромную скорость в электронный процесс внутри собственного тела. На такое преобразование потребуется совсем немного энергии. В результате в каждом атоме электроны станут обращаться чуть быстрее — совсем чуть-чуть — и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на микроуровне.
