Энтропия

Энтропия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.

Жанр: Современная проза
Серии: -
Всего страниц: 16
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Энтропия читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

повесть

1

В четверг, как всегда, в шесть часов. Нелепо носить с собой эту гуашь в коробке, гремучую, схваченную резинкой, чтобы не рассыпалась. Акварель лучше, она легкая и сухая, а гуашь мокрая и жирная. Она похожа на кефир, гуашь, а масло – оно похоже на масло.

Кефир хорош, когда хочешь пить и есть одновременно. А когда не хочешь ни пить, ни есть, а только рисовать, то гуашь не поможет, лучше масло. Потом засыхает корочкой, даже в альбомах видно. Где вы, юноша, видели таких коней? Нигде я не видел никаких коней.

Начинается: рисуем такую вот картошку, от нее такую вот загогулину, а отсюда у них растут ноги. Знаете, как рисовали средневековые китайские художники? Одной линией от большого пальца ноги до большого пальца ноги. Мы не средневековые китайские художники.

Рисуем общий контур, выделяем более мелкие части. Высота головы составляет седьмую часть высоты человеческого тела, так и нужно замерять. Пробовал, сколько раз, всегда тело получается слишком длинным, должно быть не больше пяти. У кого еще получилось не больше пяти? У всех получается по-своему. Просто у тебя всегда слишком вытянутые головы, поэтому. Позвоночник выгибается вот так. А у тебя прямой, как столб. А у тебя кривой, как серп. Если не веришь мне, посмотри на себя. Я не на коне. Я, так сказать, в полном говне.

Открываю коричневую краску. Самая жидкая, всегда пятна. Хром и кобальт, чтоб им пусто, но им никогда не будет пусто, не то что белой. Кобальт похож на бельевую синьку. Есть целая картина, вся такой краской, мой любимый художник, но не люблю. На заднем плане маленькое привидение в белой рубашке, со свечкой в руке. Грязненько так, но ему можно.

Она здесь, незачем ей было приходить. Ты зачем пришла? Тебя встретить. Что я, сам не дойду? Я с собакой. Пластмассовые глаза, как будто у куклы. В детском саду. Один раз отлетел волосатый купол, внутри они насажены на штырь, бежевые. Куклы были для девочек, а для мальчиков тоже что-то было, экскаватор. А звери – для всех. Опустила угол рта, в нем стекленеет слюна. Интересно, могло ведь и так: подкидыш, перепутали. Так не бывает: у меня ее кость и его глаза.

Совпадение. Измена. Негроидный младенец. Подмена. Слишком романно.

Духи “Пуазон”, правильное название. Пахнут бензином. Сладким и бензином. Плюс собственный пот. Плюс краденные у отца сигареты, купил три блока угощать кого надо, а она все перетаскала, когда он лежал пьяный, потому что, когда он лежит пьяным, к нему могут войти три сына и хохотать в хохот или две дочери и делать с ним что захотят, а он не проснется.

По всем углам какие-то заскорузлые бурые тряпки. На кухне пахнет жареной-пережареной – чем? О да, картошкой, не люблю. И еще сосед, кажется Сергей, кажется даже Сергей Сергеевич, здравствуй, здравствуйте, ведь ты знаешь, что я это не могу есть, а ничего другого, хи-хи, нет, нервно. Он поднимается на все свои четыре ноги и ревет: ты повежливей, а идите вы, говорю, опять его напоили и ее тоже напоили. Сейчас, говорит, я тебя так – но он меня не посмеет ни так, ни этак. В бесцветной бутылке четыре бесцветных глотка. Ты чего это, говорит Сергей Сергеевич, сейчас отца позову. Зовите, зовите, если придет, можете считать себя иерихонской трубой. Ты начитанный мальчик, но если бы ты был моим сыном, я бы тебе. Показывает, что бы он мне. Если бы вы, Сергей Сергеевич, были моим отцом, я бы сам удавился. Ты очень начитанный мальчик, только если бы ты был моим сыном, я бы тебя своими бы руками придушил бы. Сделайте одолжение,

Сергей Сергеевич, сделайте это прямо сейчас, тем более что все может быть. Он хочет меня ударить по щеке, но он тоже пьян, поэтому попадает в висок. Будет синяк. Всегда говорю, что упал, но люди столько не падают. Допиваю оставшееся. Лучше вижу, лучше слышу и лучше понимаю. Зубную щетку, прочь отсюда.

Мокнет хлопковая требуха, одно полотенце с прозеленью. Бритвенное лезвие в электрической ржавчине. Кажется, здесь живут муравьи.

Маленькие рыжие муравьи, понятно бы на кухне, а здесь что? Здесь тепло и гниль, субтропики. Здесь скоро заведутся муравьеды, здесь всегда светит солнце, потому что никто никогда не выключает свет.

В комнате у отца, как всегда в комнате у отца, валяются вещи – на полу: тапки, пустая бутылка, полный стакан, только там не водка, а что? О, там выдохшееся пиво, от которого скис воздух. Четыре детектива – зачаток вавилонской башни: русский, английский, английский, неопределенный, обернутый в миллиметровку. Это на полу.

А вот на столе – целый веер бумажек, денежных, и таких, которые стоят денег, и таких, которые ни черта не стоят. Очень старая, очень разломанная пишущая машинка “Оливетти”, похожая на выпотрошенную рыбу со всеми позвонками и ребрами. Телефон – с определителем номера, с автодозвоном, принтер матричный – не работает за отсутствием компьютера; компьютер, старый, советский, с черно-белым монитором, годный некогда играть в пушку, а теперь не работает за отсутствием процессора; сейф, железный ящик полметра на семьдесят сантиметров, с двойным замком, не работает, ибо открыт. На кровати: одеяла смятые, две штуки, носок черный, одна штука, ба, отец – один отец, в одном носке, дышит? – это у меня дежурный вопрос, ибо они, кажется, мешали все со всем – о, дышит, даже очень дышит. Продолжаем осмотр: в сейфе – ничего, верхний ящик заперт на ключ, ключ прилагается. Открываю: бумажки, газовый пистолет, обойма. Всегда нравилось его трогать, приставлять к разным частям головы, словом, выделываться. Если в рот или в ухо, то получится. Если в глаз, тоже получится. И в нос получится. Каждое из отверстий головы нашей пригодно для того, чтобы впустить благую весть. Хихикают. Взять его сейчас и уйти. Что еще можно? Конечно, деньги. Столько, чтобы не заметили. Она всегда берет не считая. Пистолет лучше оставить, его сразу увидят, то есть не его, а что его нет. Но с другой стороны, зачем ему пистолет? У него ведь тоже может получиться и в глаз, и в нос. Лучше всего запереть на ключ вместе с деньгами, а ключ спрятать. Куда? Это я не про ключ, это я про себя. Про себя про себя. В художественную школу: там еще, может быть, кто-то, Катерина, можно попросить до завтра – нет, не пустит. Или пустит. Выхожу. Ты куда – уже за дверью. С удвоенной скоростью. Ничего, кроме денег.


Еще от автора Марианна Марковна Гейде
Бальзамины выжидают

Это «книга эксцессов». То есть чудес. Потому что эксцесс — это и есть чудо, только удивительным образом лишенное традиционной основы чудесного — Высшей воли. Ибо Бога, который не может быть засвидетельствован, естественно, не существует. (Впрочем, здесь тоже не все так просто, ибо автор, подобно Канту, по булгаковскому Воланду, отвергнув традиционные доказательства, выдвинул свое. Но мы с вами пока об этом ничего не знаем.) Итак, эксцесс — безосновное чудо — у которого и для которого нет оснований. Это не-вольное чудо, буквально.


Рекомендуем почитать
Тоска по людям

Рассказ о молдавском селе первых послевоенных лет, 50-х и 60-х годов нашего столетия.


Следы

Рассказ о молдавском селе первых послевоенных лет, 50-х и 60-х годов нашего столетия.


История

Лев Диакон – один из крупнейших византийских авторов второй половины X века.В десяти книгах своей «Истории» он описал современные ему события внутренней и в особенности внешнеполитической жизни империи. Его повествование охватывает преимущественно 959 – 976 годы, хотя в ряде экскурсов он сообщает факты, относящиеся к более позднему времени (вплоть до 992 года).Труд Льва Диакона, близкого к придворным кругам и весьма осведомленного автора, – ценный и интересный источник не только по истории Византийской империи, но и Болгарии и Древней Руси: балканские войны киевского князя Святослава в 968 – 971 годах составляют один из основных сюжетов его сочинения.


Заговор патриотов

Подчас прошлое встает перед нами грозным предупреждением. И спокойная, благополучная жизнь людей внезапно меняет свои краски и может стать совершенно беззащитной перед судьбой, как это уже было давно — в годы Второй мировой войны...Герои романа — бывший капитан спецназа Сергей Пастухов и его друзья, молодые офицеры-десантники, — неожиданно оказываются в центре крупномасштабной политической провокации. У них есть только одна возможность распутать клубок таинственных событий — пойти на риск. И только один, единственно возможный для них финал — победа любой ценой!


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Пасека

Геннадий Александрович Исиков – известный писатель, член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей, победитель многих литературных конкурсов. Книга «Наследники Дерсу» – одно из лучших произведений автора, не зря отрывок из нее включен в «Хрестоматию для старшего школьного возраста „Мир глазами современных писателей“» в серии «Писатели ХХI века», «Современники и классики». Роман, написанный в лучших традициях советской классической прозы, переносит читателя во времена великой эпохи развитого социализма в нашей стране.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.


И конь проклянет седока

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.