Давно подмечено – чем меньше чин, тем больше значимости он старается придать своей персоне. Вот и сейчас надутый от важности салага-курсант придирчиво изучал мои документы. Не удовлетворившись стандартной процедурой скан-теста, доблестный страж КПП битый час сравнивал вшитую в чип удостоверения картинку с оригиналом. Смысла в этом не было никакого, ну да чем бы дитя не тешилось… По опыту знаю, что возмущаться и требовать побыстрее закончить процедуру верный способ застрять на неопределенный срок. А можно и вообще не пройти, учитывая специфику объекта…
Наконец курсант вернул мне документы, сопроводив их тяжким вздохом глубоко разочарованного в жизни человека. Он что, ждал когда я перед ним на коленях ползать начну? Наивный… Молча киваю в ответ на его вскинутую к козырьку ладонь и топаю к стеклянным дверям с надписью «Служебный вход», ведущим в космопорт «Пулково».
В наше время найти человека, который хотя бы раз в жизни не слетал на Луну также трудно, как встретить в Гималаях бигфута. Лет эдак сто назад полет на Марс был бы сенсацией, а сейчас мой школьный приятель работает в марсианском филиале Сбербанка. Смешно даже – из Москвы на Марс попадешь едва ли не быстрее, чем в Питер…
Наверняка есть люди, которые в рейсах по Солнечной провели времени не меньше, а то и больше меня. Пилотов и стюардесс, разумеется, не считаем. Но вот что никто из этих профессиональных пассажиров не знает космопорт так, как его знаю я – уверен. Пассажир видит только фасад космофлота, а я, по заданию редакции, почти год работал во «Внуково-Космо», изучил множество профессий. Результатом стала серия очерков, после которой начальник космопорта Иван Дмитриевич Окунев лично пожал мне руку и сказал:
– Когда надоест в газете дурака валять, приходи к нам.
Лучшей рецензии у меня еще не было…
Кстати, именно в тот день, за рюмкой коньяка рассказал я Окуневу о своей мечте – стать участником экспедиции в дальний космос. Иван Дмитриевич не без основания заметил, что мальчишкам и романтикам в дальнем не место, а именно эти две составляющие преобладают в моей голове. Я попытался возражать, был нещадно бит цитатами из своих же очерков, отчего впал в хандру и смиренно попросил принять меня в штат космопорта уборщицей на пол-ставки.
– Утри сопли, нюня, – пробасил Иван Дмитриевич, наливая очередную порцию коньяка. – Я тебе не сказал, что ты пишешь бездарно. Я тебе говорю, что розовых слюней и дешевой романтики у тебя в голове больше, чем мозгов. Но при этом ты умудрился верно подметить главное: космофлот это повседневный тяжелый труд тысяч людей. Труд, в котором ценой ошибки или небрежности может стать жизнь наших пассажиров. Ты это понял, ты сумел это донести до читателя, а значит ты не безнадежен.
С той беседы прошло три года. Я успел прожариться на экваторе Земли и замерзнуть в экспедиции на Плутон. Ел венерианских ящериц и едва не стал обедом для гигантской многоножки на Марсе. Мои очерки пользовались неизменным успехом, а серия рассказов об освоении Антарктиды издали отдельной книгой. За всей этой суматохой я, к стыду своему, никак не находил времени навестить старого друга. Даже книжку свою выслал по почте, хотя был в то время на Земле. Правда, в южном полушарии, но это меня нисколько не оправдывает… Поэтому был сильно удивлен и смущен, когда на дисплее мобильника увидел лицо Ивана Дмитриевича.
– Здорово, бездельник! Не надоело еще на Земле киснуть?
– Ой, надоело. Чувствую, что мхом обрастаю.
– В экспедицию очередную не намылился еще?
– Нет пока.
– А чего так? Не придумал, какое еще ярмо себе на шею примерить?
– Вроде того.
– Ну, тогда дуй ко мне. Дорогу еще не забыл?
– Иван Дмитриевич, ну как мож…
– А я думал, что забыл, раз книжку бандеролью отправил. Ладно, не оправдывайся. Жду у себя через час.
В назначенное время я вошел в кабинет Ивана Дмитриевича, прижимая к груди кейс. Кроме Окунева в кабинете сидел коренастый мужчина лет сорока, в форме пилота космофлота.
– Вот, Витя, знакомься, – пророкотал Иван Дмитриевич. – Это тот самый журналист, Леонид Грачев.
– Виктор Немоляев, – представился пилот.
Мы обменялись рукопожатиями. Я вопросительно глянул на Окунева и тихонько постучал согнутым пальцем по крышке кейса.
– Ты гляди, Вить, – хохотнул Иван Дмитриевич. – Журналист, а соображает! Доставай, конспиратор, только дверь поплотнее прикрой.
Я послушно прикрыл дверь и выудил из нутра кейса бутылку коньяка. Хозяин кабинета выставил три рюмки и вазу с мандаринами.
– Ну, змей-искуситель, раз уж ты коньяк приволок, то первый тост за тебя. Молчи, не перебивай старших! Я хочу выпить за твое везение. Думаешь, я не знаю, кем ты был до того дня, как попал с редакционным заданием ко мне? Мальчишка-романтик, без всякого жизненного опыта. Кропал коротенькие статейки, рецензии всякие строчил. И одному Богу известно, сколько бы еще ты так прозябал, если бы кому-то не взбрело в голову сделать серию репортажей о буднях космопорта. Тебе чертовски повезло, что от этого задания все твои коллеги открещивались всеми имеющимися у них конечностями! Стать работягой космопорта во всей редакции согласился только один дурак – ты. С точки зрения твоих коллег, конечно. Лично я думал, что ты сбежишь после первого же рабочего дня. Очень рад, что мое первое впечатление было ошибочным. И еще я рад, что ты не остановился на достигнутом, а продолжал изучать людей. И не просто изучать, а испытывал все на собственной шкуре! Метод не нов, но зато вызывает уважение. За твое везение!
