Аркадию, родившемуся и проведшему большую часть своей тридцатилетней жизни на черноморском побережье, ранняя таежная осень казалась настоящей зимой. За ту неделю, в течение которой он скитался по бескрайним лесам, снег выпадал пять раз. Всякий раз тонкий снежный налет таял, но каждое утро на траве и осыпавшейся листве серебрилась пленка инея, а на хвое и шишках топорщились щетинистые кристаллики изморози. Открывая глаза после беспокойного сна, больше выматывающего, чем приносящего отдохновение, Аркадий подолгу лежал под задубевшими за ночь сырыми полотенцами и прислушивался к своему телу. Ему казалось, что вот-вот он непременно почувствует что-то – раздирающую или тупую боль в голове, легких, позвоночнике или желудке, жар, слабость или иной признак начавшейся болезни. Аркадий был уверен в том, что нельзя безнаказанно бродить неделю по тайге без соответствующей экипировки, прививок и запасов продовольствия. Он ждал с раздражением, нетерпением и даже с некоторым злорадством неминуемого начала конца, но вот уже восьмое утро кряду тело отказывалось подавать малейшие симптомы пневмонии, дизентерии, простой простуды или какого бы то ни было иного недуга.
Снаряжение Аркадия ограничивалось спортивными штанами, футболкой, легкими кроссовками, двумя пляжными полотенцами, плавками, бейсболкой, солнцезащитными очками, сменой нижнего белья и пластмассовой зажигалкой, прозрачный корпус которой наглядно иллюстрировал выражение «на донышке». Полупустая пачка сигарет закончилась в первый же день. По своей ли воле он оказался в лесной чаще без средств связи, еды, воды и медикаментов? Последние восемь суток молодой человек пытался ответить самому себе на этот вопрос, но так и не смог прийти к окончательному решению. С одной стороны, совсем недавно Аркадий сам решил, что утомился рутиной, застоялся в колее, заплесневел и нуждается если не в главном приключении в жизни, то, по крайней мере, во встряске или хотя бы небольшом путешествии за гранью пресных путевок с чартерными рейсами, щедро сбываемых легионом турфирм. С другой стороны, юридически оформленного согласия на отправку в незнакомое ему дикое и холодное место, которое он сам мысленно окрестил тайгой, Аркадий не давал. О том, с чем ему предстоит столкнуться, молодого человека никто не предупреждал.
Жизнь под пологом хвойного леса оказалась дискомфортна, но не так гибельна, как Аркадий мог себе представить. Каждый день он двигался в направлении, выбранном наугад, допуская, что уже несколько раз прошел по кругу. Можно было бы следить за солнцем, но Аркадий понятия не имел, как это делать, с учетом того что светило постоянно перемещается. Чтобы взглянуть на ситуацию с более выгодного ракурса, он попробовал взобраться по стволу дерева, но лишь ободрал ладони, да перемазался смолой. Растущие повсюду деревья были не меньше двух метров в обхвате, а их кроны зеленели на такой недостижимой высоте, что неудача едва ли всерьез огорчила Аркадия, предпринявшего попытку с единственной целью – не корить себя за то, что даже не попробовал. Аркадий предполагал, что среди деревьев и зарослей кустарника должно обитать множество зверей, в том числе и хищных, которые не преминут воспользоваться его мясом для пополнения запасов жизненной энергии. Однако никто из лесных обитателей не отважился не только съесть Аркадия, но и просто показаться ему на глаза. Несколько раз он слышал хруст веток, как будто через чащу торопливо продиралось массивное существо, а то и несколько таких существ, но всякий раз звуки уходили вдаль и там стихали. Животный мир, не избегавший встреч с Аркадием, исчерпывался лесными клопами-вонючками, жужелицами, муравьями – довольно крупными, но определенно не гигантскими, да редкими белками.
Регулярные снегопады оказались спасительным плюсом на фоне полного отсутствия рек, ручьев, озер и других водоемов. До того, как снег успевал растаять, можно было набрать его вдоволь, чтобы утолить жажду. В дарах природы Аркадий не разбирался. Тем не менее, начиная со второго дня блужданий, он нашел компромиссное решение между голодом и осторожностью, и начал есть то, что лучше пахло и имело наименее опасный вид. Так, грибы с мясистой матовой коричневой шляпкой и упитанной, как баварская сарделька, ножкой Аркадий употреблять в пищу отваживался, в отличие от их чешуйчатых и пятнистых ярко-красных, оранжевых, лиловых и кислотно-зеленых собратьев. На третий день на пути попалось одинокое невысокое по здешним меркам дерево с плодами, похожими на мелкие яблоки или груши. Аркадий набрал дички столько, сколько мог унести, и позднее желудок подтвердил правильность такого решения. В последующие дни грибы встречались все реже, плодовые деревья не попадались вовсе, и Аркадий открыл для себя новую пищевую вселенную – жуков и муравьев, кое-как подкопченных на костре из хвойных веток, коры и шишек.
К концу четвертой недели молодой человек настолько обвыкся в диких условиях, что поедал грибы и насекомых «на автомате». Когда те попадались на глаза, он отправлял их в рот, не подключая к процессу голову, как человек, бездумно хрустящий хлопьями попкорна в кинотеатре, не отрываясь от разворачивающегося на экране действия. Газ в зажигалке иссяк, но жуки с муравьями в сыром виде оказались не многим хуже обжаренных, и без протестов усваивались желудком. Остальные аспекты лесной жизни также перестали вызывать у Аркадия беспокойство. Он больше не прислушивался к своему телу и не выискивал признаков заболевания, не обращал внимания на утренний иней, не прислушивался к звукам, не вглядывался в просветы между деревьями. Просто шел, пока было светло, и ложился спать, когда начинало смеркаться. Аркадий не то что смирился со своим положением, но в связи с отсутствием каких-либо возможностей это положение изменить предпочел не терзать себя мысленными биениями лбом об стену. Единственное, что он мог сделать – это в перспективе дойти до хоть какого-нибудь очага цивилизации. Анализировать тут было нечего, поэтому, оставаясь на ходу или лежа под полотенцами, Аркадий практически не размышлял.
