Локти резали ветер, за полем лог,
Человек добежал, почернел, лег.
Лег у огня, прохрипел: коня
— И стало холодно у огня.
А конь ударил, закусил мундштук,
Четыре копыта и пара рук.
Озеро — в озеро, в карьер луга,
Небо согнулось, как дуга.
Как телеграмма, летит земля,
Ровным звоном звенят поля.
Но не птица сердце коня, не весы,
Оно заводится на часы.
Два шага — прыжок и шаг хромал,
Человек один пришел на вокзал.
Он дышал, как дырявый мешок.
Вокзал сказал ему: хорошо.
— Хорошо — прошумел ему паровоз,
И синий пакет на Север повез.
Повез, раскачиваясь на весу,
Колесо к колесу, колесо к колесу.
Шестьдесят верст, семьдесят верст —
На семьдесят третьей — река и мост.
Динамит и бикфордов шнур — его брат,
И вагон за вагоном в ад летят.
Капуста, подсолнечник, шпалы, пост,
Комендант прост и пакет прост.
А летчик упрям и на четверть пьян.
И зеленою кровью пьян биплан.
Ударило в небо два крыла
И мгла зашаталась, и мгла поплыла.
Ни прожектора, ни луны,
Ни шороха поля, ни шума волны.
От плеч уж отваливается голова,
Тула мелькнула — плывет Москва.
Но рули заснули на лету,
И руль высоты проспал высоту,
С размаху земля навстречу бьет,
Путая ноги сбегался народ.
Сказал с землею набитым ртом:
— Сначала пакет — нога потом.
Улицы пусты — тиха Москва,
Город просыпается едва-едва,
И Кремль еще спит, как старший брат,
Но люди в Кремле никогда не спят.
Письмо в грязи и крови запеклось,
И человек разорвал его вкось.
Прочел, о френч руки обтер,
Скомкал и бросил за ковер.
— Оно опоздало на полчаса,
Не нужно — я все уже знаю сам.
1922.
