Знойный июльский вечер таял в первых сумерках. Над городом блистала необычно большая луна. Я, как она, мечтала вырваться из этого «плена» во взрослую жизнь. Уже завтра я стану совершеннолетней. А вот буду ли свободной – вопрос. Моя самостоятельность – утопия.
В прошлом – жизнь обычной затворницы: обучение – на дому; общение со сверстниками – по «Skype»; редкие вылазки в мир: поликлинику, паспортный стол, на приемные комиссии в школу и университет. Не припомню, чтобы я посещала кружки творчества, ходила в музеи и театры, или просто гуляла по улице. Меня даже никто не навещал из друзей, которых вообще-то тоже не было.
В будущем, по крайней мере, ближайшем, скорее всего, тоже изменений не предвидится. Все уже давным-давно спланировано за меня. Окончу универ экстерном. Оформлюсь к отцу на фирму. Должность будет средненькая, зато работать буду на дому.
Я словно растение, цветущее в неприхотливых условиях: моя спальня – дорогой глянцевый горшочек, а я сама – традесканция, которую всего-то и нужно, что вовремя полить и сдобрить почву, да и убрать подальше от прямых солнечных лучей, чтобы «не загнулась». В моем случае и впрямь нужно держаться подальше от солнца, оно для меня губительно.
Ночь была светлой и душной. Уснуть не получалось, несмотря на принятое снотворное. На завтра столько всего запланировано, что мысли так и блуждали в голове, не давая покоя. Как же мне хотелось, чтобы завтрашний день стал отправной точкой в новую жизнь. Я больше не могла быть привязанной к дому. Мне нужны были перемены…
Дверь в мою спальню бестактно распахнулась, и в комнату вошла Мариэтта Павловна. Это моя родная бабушка, и мне хотелось бы ее называть бабушкой. К сожалению, а может и к счастью, меня она внучкой не считала и поэтому я обращалась к ней по имени-отчеству. Официоз в нашей семье – обязательное условие.
– Еще не спишь? – с долей пренебрежения спросила она.
– Никак не могу заснуть.
– Скоро придет твоя сиделка, – процедила бабуля, – а я поеду к Василию Степановичу. Останусь там на ночь.
– Что-то случилось с дедом? – я не на шутку взволновалась.
– Тебя это не касается, – отстраненно произнесла бабушка. – Спи.
Дедушка, Василий Степанович, уже более года находился в хосписе. Я ничего не знала о его состоянии. А Мариэтта Павловна не торопилась мне рассказывать. Мне вообще казалось, что она и вовсе не переживает о его здоровье. Ее более всего интересовало собственное отражение в зеркале.
Точно пушкинская «столбовая дворянка», бабуля любила наряжаться. Платья носила классического покроя исключительно сдержанных тонов. Волосы, выкрашенные в огненно-красный цвет, она укладывала огромной копной на макушке. На груди красовалась брошь с россыпью цветных самоцветов, в ушах – массивные серьги, на пальцах – огромные перстни. Она не стеснялась носить на себе целое состояние!
Она еще несколько раз заглядывала в мою спальню, давая последние наставления.
– Я записалась на процедуры в «Диваль». До двенадцати меня не беспокоить.
– Ладно! – ответила я.
«Диваль» – место паломничества светских львиц нашего города. Спа, массаж, лучшие косметологи и стилисты – все, что угодно за ваши деньги! Из «Диваля» бабуля возвращается довольная и размякшая, точно кошка под валерьянкой. И потом, в течение следующих пары дней, она не была сварливой. В «Дивали» работали волшебники. По-другому и не назовешь! За несколько часов они превращали скверную жабу – мою бабулю – в нежное и трогательное существо. Жаль только эффект кратковременный.
– Утром, в полседьмого, придет Тамара. Не проспи. Поможешь ей по хозяйству.
– Ладно, – кивнула я.
Тамара, немолодая и одинокая женщина, работает у нас горничной. Она – единственная, кто работает у нас давно, но у меня до сих пор не было возможности узнать ее поближе.
А стоит ли сближаться с людьми, которые пачками приходят и тут же исчезают, не оставив о себе даже призрачных воспоминаний? Бабушка так часто меняла персонал, что всех и не упомнишь. Ей удавалось нанимать разных людей за сравнительно низкое вознаграждение, а за мельчайшую провинность выгоняла, так ничего и не заплатив.
За моим воспитанием следили нанятые няньки, за порядком в доме – горничные, за машинами – водители, за дедушкой – сиделки. Никто больше года у нас не задерживался. Тамара – редкое исключение, и еще Зоя, которая работала ночной сиделкой и приходила по необходимости. Сначала девушка ухаживала за дедом, пока того не поместили в лечебницу, а потом стала оставаться со мною. За эти годы Зоя стала моим лучшим и единственным другом. Ночи, проведенные в беседах с ней, были лучшим временем за всю мою никчемную жизнь.
– Смотри не проспи! – рявкнула Мариэтта Павловна и вышла, не закрыв за собою двери.