Дважды умереть и воскреснуть - [2]

– Конечно, бабуля, – кривлялась я, когда она ушла.

Я встала и прикрыла дверь, оставляя себе возможность подслушать, о чем она болтает по сотовому. Сути разговора было не разобрать, но говорила она спокойно и монотонно. Я заключила, что с дедом все в порядке. Еще мгновение – и раздался лязг входной двери и забренчал в дверной скважине ключ.

Каждый раз, когда я оставалась в доме совсем одна, я по-настоящему расслаблялась. Меня дико смущали посторонние, а присутствие бабули и вовсе наводило панику. Она, как мина с истекшим сроком годности, никогда не знаешь, когда рванет.

Я устало шлепнулась на постель. Устроившись поудобнее, я вернулась к своим размышлениям о завтрашнем мероприятии. Мне предстояло вновь пережить очередной скучный вечер.

Бабушка не отличалась оригинальностью в организации торжеств. Все праздники проходили по традиционному сценарию. Заранее обзванивались нужные люди, которые приносили нужные подарки. Блюда были изысканными, но порции готовились строго на число гостей. Никогда не оставалось добавки. Короткие, заранее приготовленные тосты произносились по регламенту. Затем, в ожидании десерта, гости перемещались из столовой зоны на диваны и продолжали светские беседы. Мне отводилась скромная роль благодарной слушательницы. Я мило улыбалась и кивала головой, как болванчик. Потом, как правило, бабуля отправляла меня к себе, а нанятые по случаю официанты позже приносили мне кусок праздничного торта.

Торжества длились не более четырех часов, примерно с семи до одиннадцати вечера. Когда гости собирались по домам, она приглашала меня выказать им благодарность за визит. И вот, когда все расходились, бабуля растягивалась на одном из диванов, клала на лоб влажное полотенце, и с видом загнанной лошади, хрипя и вздыхая, раздавала последние указания персоналу. Как мне все это опротивело!

Робкий стук в дверь моей спальни развеял все грустные мысли. Это пришла моя спасительница, Зоя. Ее появление было долгожданным, но всегда неожиданным. Она умела быть бесшумной. Зоя стала для меня связующей ниточкой с реальным миром, где жизнь была насыщенной и свободной, пусть даже опасной, но вместе с тем романтичной. И поэтому я каждый раз ждала ее с нетерпением, и с еще большим нетерпением ждала новых новостей с «воли». Мы часами могли говорить обо всем и ни о чем. И не мудрено, что я привязалась к этой девушке всею душою.

– Еще не спишь? – раздался ставший родным голос. – Не помешаю?

– Зоя, я так рада тебя видеть. Проходи.

Девушка вошла в комнату, неторопливо и грациозно, точно пантера. Присела в излюбленное кресло у окна и так ласково посмотрела на меня, как только может смотреть мать на свое чадо.

Она была высокой и очень эффектной девушкой. Сиреневое шифоновое платье роскошно смотрелось на ее точеной фигуре и выгодно оттеняло бледную кожу. Каштановые волосы, разделенные косым пробором и аккуратно убранные за уши, струились по плечам и блестели в тусклом свете светильника. Ей очень шла такая прическа, открывающая выразительное лицо. Несмотря на отсутствие загара, вид у нее был цветущий. Она всегда приятно пахла. Такого аромата, среди известных мне, я не встречала.

– Что новенького? – начала девушка. – Еще не надоело притворяться больной?

– Меня излечит лишь свобода! Там – за окном – протекает жизнь, а я обязана сидеть в четырех стенах, – ком подступил к горлу, и я потянулась за стаканом воды.

– Завтра – важный день. Тебе надо выспаться.

– Я пытаюсь уснуть, даже приняла «Феназепам», но сегодня фея снов забыла обо мне.

– Шутишь? Это хорошо! Не могу смотреть на тебя, когда ты грустишь.

– Я думала, ты больше у нас не появишься. После той истории бабуля была вне себя от бешенства.

– Я тоже была уверена, что больше не появлюсь у вас. Но, как ни странно, твоя бабуля позвонила сама и попросила прийти, – Зоя пожала плечами и вполголоса спросила: – А ты сама не расспрашивала ее о том, как погибла твоя мама?

– Тем вечером, когда она тебя прогнала, я пыталась выяснить. Задавала кучу вопросов, но вместо ответов получила увесистую оплеуху.

– Мне жаль, – Зоя виновато потупилась в пол. Повисло неловкое молчание.

О маме в нашей семье говорить было запрещено – еще одно правило. А так как все правила навязывала бабушка, мы были обязаны подчиняться. Этой авторитарной особе сам черт не указ.

Я мало что знала о матери. Она умерла, когда мне было полгода. Знаю лишь, что они с отцом очень любили друг друга и даже тайно поженились. Бабушка была вне себя от ярости, но смирилась в ожидании, что у отца это просто прихоть, и что скоро он одумается и бросит безродную сиротку. Родители скитались по съемным квартирам, перебивались случайными заработками, но были очень счастливы. Когда мама забеременела, им пришлось обратиться за помощью к Мариэтте Павловне и Василию Степановичу. Те, узнав обо всем, конечно же, потребовали избавиться от ребенка. Но вопреки их запретам, я все-таки родилась.

– Зоя, а знаешь, чего мне жаль? – едва не плача, произнесла я. – Мне жаль, что я появилась на свет не в то время и не в том месте.

– Не говори глупости! – воскликнула Зоя. – Твоя мама любит… любила тебя… просто обстоятельства… так получилось…