— Ты кто? — спросил человек, замерев в полусогнутом состоянии. Потом он спросил: "Кто ты?" и после этого — уже совсем тихо — издал едва различимый скулящий звук, как будто коротенько мяукнула кошка. Маленький ладный топорик с истертой деревянной рукояткой стал подрагивать в его руке.
"Наверное, у него такой несдержанный, рвущийся наружу пульс", — подумала Незваная Гостья, с нежностью глядя на его руки. Человек пошевелил пальцами, как бы проверяя, все ли еще там, в его ладони, спасительный топорик. Выражение удивления на его лице неуловимо сменялось выражением ужаса.
"Не исключена агрессия" — решила Незваная Гостья, — "Сейчас бросится…".
Но человек не бросился. Наборот, выронив свое оружие, он медленно отступил на шаг, и еще на шаг, и еще…
— Я никому не говорю своего имени, — говорила она. — Можешь не ждать.
Он и не ждал. Треск, хруст, невнятные восклицания — немного тише, еще тише, тише… Топорик остался лежать рядом с кучей нарубленных веток.
"Напугала человека, — самокритично подумала Незваная Гостья. — Отняла у него дрова и топор. Как неприлично!"
А вот топорик был кстати. Кстати оказались и сухие ветки. Через несколько минут она развела маленький костер. Сухое дерево быстро сгорало. Незваная Гостья нанизала на прутик кусочки яблока и поджарила. Стемнело.
Снова шаги — осторожные, едва отличимые от лесных голосов. То ли сухой лист упал с дерева, то ли птица взлетела, то ли человек крадется.
Он выступил из темноты, глядя поверх костра прямо на нее. В руках он держал палку с раздвоенным концом. Конец этот был направлен прямо ей в лицо и мелко подрагивал, как недавно топорик.
— Не волнуйся так, — сказала она, — не трепещи. Промахнешься.
— Отдай топор, — сказал он твердо. Голос его звучал увереннее, чем она ожидала услышать.
— Возьми. Вот он, на земле.
Он замахнулся палкой. Она успела поднять руки и защитить лицо.
Ударив, он подхватил свой топор и вломился обратно в лесную темноту зарослей. Она сидела, замерев от боли в онемевших руках.
…Утро застало ее в пути. Она шагала по нескончаемому лесу и анализировала ситуацию.
— Что было неправильно? — думала она. — Я была невнимательна и наткнулась на человека — раз. Вместо того, чтобы смыться в кусты, я стояла и пялилась — два. Потом осталась, жгла его хворост — три. На том самом месте осталась, кстати. Он, конечно, вернулся за топором — глупо было не предугадать. Со мной все ясно. Но вот почему он меня испугался?
— Испугаешься тут! — сказал вдруг невидимый голос, всколыхнув в ней волну протеста. Голосов из ниоткуда она терпеть не могла.
— Покажись, — потребовала она, — не то я тебя проигнорирую, как любые другие акустические помехи.
— Так это же я, Фома! — обиделся голос.
— Давай-давай, являйся, — непримиримо продолжала она, однако остановилась, и твердо сжатый рот дрогнул левым уголком.
Вначале в воздухе образовался мобильный телефон. Следующими стали видимы белые ботинки на антигравитационных подошвах. Затем нарисовался весь Фома.
Стекла его черных очков нервно поблескивали, мелкие косички (неисчислимые) обрамляли благородный овал бледного от недосыпания лица. Огненно-морковная туника была кокетливо подвязана живой гадюкой, которая то и дело норовила залезть головой под мышку Фоме, строила ему глазки, облизывала paздвоенным языком свою кожу — там, где змея была связана узлом, — а также щекотала Фоме неприличные места кончиком хвоста.
Скрестив руки, Фома парил в полуметре от устланной палыми листьями земли и недовольно сопел.
— Во-первых, с днем рожденья! — высокомерно произнес Фома.
— Вообще-то спасибо, — откликнулась она. — Но подслушивать мои тайные мысли ты права никакого не имеешь, будь ты хоть сам Лось. В следующий раз получишь.
— Я думал, что раз сегодня двадцать второе число, — начал было Фома, но выражение лица Незваной Гостьи отрезвило его.
— Я давно хотела спросить, — вдруг сказала она. — Почему ты никогда не снимаешь очки?
— Тебя интересуют мои глаза? — недоверчиво переспросил Фома.
— Ну конечно! Это, наверное, очень красиво.
— Не преувеличивай! — отмахнулся Фома, немного зардевшись. — Хотя… ведь сказано про меня: "…Мой близнец Фома подарит светлые глаза. Мой близнец Фома увидит, тем и удивит!" Так что доля правды содержится в последней твоей фразе. Но «красиво» — это еще мягко сказано… — тут он замолчал и испуганно оглянулся через плечо.
— Все. Должен лететь. Дела. — сообщил Фома почти шепотом. — Глаза оставим на потом. А пока помни: агрессия вызвана тем, что. Подумай над этим. Топорик оказался кстати. А ты — нет. Тебе нужно. Нечто иное. Или что-то другое. Может быть, Другое Имя.
И Фома со свистом и скрежетом растаял в воздухе, оставив после себя запах молока.
Она задумалась. Потом раздумала и села на пенек. В траве у ее ног, поблескивая умными глазами, сидел кузнечик. "Совсем как огуречик!" — подумала она. По воздуху, ловя попутный ветер, пролетел маленький паучок на длинной сверкающей нитке. Она что-то придумала, но потом передумала. И когда ей совсем уж вздумалось, внезапно сама собой вспомнилась старинная песня на стихи мифического поэта:
На постели, в грязных сапогах
Олоферн подвыпивший валялся.
