Редуарду Кингу в день двадцатидевятилетия.
Прежде чем поприветствовать вошедших, шеф пару минут демонстрировал им насупленные брови и то место на своей голове, где две обширные залысины собирались на затылке в аккуратную плешь. А когда оторвал тяжелый взгляд от стилизованной под дуб столешницы, Редуарду с Николасом стало ясно, что никакого приветствия они не дождутся. По крайней мере сегодня.
– Во всей Вселенной нет двух одинаковых звезд, – издалека начал шеф. Затем непоследовательно продолжил: – Однако, они существуют. – И посмотрел на подопечных с некоторым вызовом.
– Разрешите присесть, – обратился к старшему по званию Николас Лэрри, ксенобиолог. Правда, пока еще не дипломированный.
– Обойдетесь, – мотнул головой шеф, но Николас все-таки сел.
Субординация субординацией, рассудил он, однако, ниже курсанта все равно не разжалуют. Других свободных стульев в кабинете не наблюдалось, поэтому Редуарду Кингу волей-неволей пришлось блюсти дисциплину в гордом одиночестве.
Шеф скосил глаза в сторону и заговорил по обыкновению очень тихо и неразборчиво. Слова с трудом проникали сквозь неряшливую клочковатость его бороды. Они угасали и растворялись в ней, словно бортовые огни улетающего звездолета в ночном небе.
В точности такого звездолета, какой изображен на значке, пришпиленном к мундиру шефа. Зеленом Значке Космодесантника!
У Редуарда тоже со временем будет такой. Не звездолет, конечно – значок! Сам шеф в присутствии всей группы приколет его на лацкан курсантской куртки и пробормочет что-то, приличествующее случаю. А Редуард, гордый и немного смущенный, произнесет слова торжественной клятвы:
– Клянусь, улетающий в даль звездолет
На сердце буду беречь.
За бортом что-то космос о звездах поет,
Но слишком невнятна их речь…
Последние две строчки сложились сами собой. Речью шефа, должно быть, навеяло.
Кстати, о невнятице… Редуард Кинг, будущий специалист по космическим контактам, вздохнул и незаметно ущипнул себя за курносый нос, прогоняя с лица глупую мечтательную улыбку. Все это еще будет, успокоил он себя, и значок, и нормальная форма десантника вместо фиолетовой курсантской курточки, обязательно будет… Если сейчас он сосредоточится, вслушается во все эти «бу-бу-бу» и «кхэ-хм» и попытается наконец понять, чего от него хочет шеф.
Из невнятного бормотания между тем следовало вот что.
Звезды похожи на снежинки. Не потому, что маленькие и холодные, а потому, что, несмотря на кажущееся сходство, невозможно из множества похожих выбрать две абсолютно одинаковые.
Каждая звезда уникальна. Она характеризуется своими размерами, спектральным составом, траекторией движения относительно центра галактики, наличием планетарной системы и чем-то еще, о чем шеф упомянул совершенно вскользь.
Итак, тезис первый. Во всей Вселенной нет двух одинаковых звезд.
А теперь второй. Все готовы? Так вот, первый тезис, увы, устарел.
Доказать это удалось группе астрономов из Угугумской (так назвал ее шеф) обсерватории при, скажем так, одноименном университете. Собранный ими телескоп, в основу функционирования которого положен принцип каких-то там последовательных приближений, помог обнаружить новую звезду в созвездии… судя по названию, весьма отдаленном. Более того, звезду, по всем параметрам идентичную другой, уже занесенной в звездный каталог. Так что ученые поначалу даже усомнились в первородстве своего открытия. А не изобрели ли мы очередной велосипед на пороховом ходу? – задумались они. То есть, проще говоря, не открыли ли по второму разу давно известную звезду?
Но тут внимание астрономов привлек тот факт, что звезда, обнаруженная первой, представляет собой не что иное, как…
Окончание фразы шеф, казалось, проглотил, не жуя, чем достиг безусловного перигея, иными словами, апогея со знаком минус в ораторском искусстве. Он произнес от силы два-три слова. А может, просто кашлянул. Или чихнул. А в ответ на дружное «Будьте здоровы!» одарил курсантов полным превосходства взглядом и добавил:
– Да, да, вы не ослышались!
– Набла Псилонца? – осторожно предположил Редуард.
– В каше стронций? – поморщившись, переспросил Николас.
Вместо ответа шеф досадливо наморщил лоб вплоть до макушки и, не оборачиваясь, ткнул пальцем в окно за своей спиной.
Курсанты как по команде посмотрели туда.
– А-а-а, наше Солнце! – сообразил Николас.
Вид теплого июньского солнышка в безоблачном небе немедленно вытеснил все прочие мысли из его головы. «В такую погоду!..» – неодобрительно подумал Николас Лэрри и потеребил стеснявшую дыхание верхнюю пуговицу форменной куртки. (Справедливости ради отметим в скобках, что нижняя ее пуговица стесняла курсанта едва ли меньше.)
Нестерпимо захотелось на волю – если уж не на реку, то в лес или, как минимум, в парк. Словом, поближе к природе и подальше от бормотаний шефа, который знай бубнил себе под нос что-то про совпадение звездных величин, про светимость, тождественно равную единице, без запятой и знаков после нее, про прецессию планетарных осей и нутационные колебания…
В общем, из всей пространной речи шефа тренированное ухо будущего ксенобиолога выхватило только знакомое слово «мутационные», да и то, как оказалось, по ошибке.
