«Il giorno del giudizio, per gli amalfitaniche andranno in Paradiso saraun giornocome tutti gli altri».
Scrisse e sottoscrisse, nel 1877, Renato Fucini.
Letterato raffinatissimo e toscano fino alla cima dei capelli, Renato Fucini presentò nel suo libro «Napoli a occhio nudo», una realtaa dir poco terrificante
«В Судный День, амалфитане, которые попадут в рай, не заметят никакой разницы».
Написал и подчеркнул Ренато Фучини, Тосканский до кончиков волос писатель, в книге «Неаполь невооруженным глазом», 1877 год, описывая ужасную жизнь на юге Италии
Благословен амалфийский[1] берег. Сотни и сотни лет трудолюбивые люди вгрызались в неприступные скалы и в конце концов создали жемчужину южного берега Италии. Отступив от кромки моря на несколько метров, словно в сказочном видении, вертикально вверх уходит город. Улицы — узкие лесенки с потертыми тысячами подошв ступеньками — соединяют между собой дома, увитые цветущей пассифлорой и скрытые в зарослях бугенвиллей. На одном из верхних уровней города спрятался монастырь капуцинов,[2] уже триста лет дающий приют монахам древнего ордена.
Андреа с утра должен был вымыть террасу, защищенную древним фикусом от палящего солнца. Аббат Марео, заменявший мальчику и отца, и мать, и учителя, хоть не наказывал за плохую работу поркой, все равно не допускал, чтобы его воспитанник ленился. Работая шваброй, Андреа успевал поглядывать на море, маленький кусочек которого блестел сквозь ограду террасы. Мальчик любил море, несмотря на то, что оно поглотило самую страшную тайну его жизни, оставив сиротой и связав навсегда с монастырем. Но мальчик, не помня никакой жизни, кроме монастырской, рос веселым и прилежным послушником.
Утренний бриз приносил сюда, на террасу, легкий запах цветущих лимонов, который кружил голову и отвлекал мальчика от работы. Привлеченный ароматом деревьев фиолетовый шмель-плотник, большой, как птица, загудел над перилами, словно жалуясь на жизнь.
— Кыш отсюда! — Андреа махнул шваброй на страшное насекомое. Проследив за тем, как рассерженный шмель с жужжанием упал в воздушные струи, мальчик глянул на сверкающее в утреннем солнце море. И застыл, держа в руках швабру, с которой капала на камень вода.
Как волшебные птицы, раскинув крылья над водой, в бухту Амалфи входили парусники. Шесть небольших кораблей с непривычными косыми парусами, ощетинившиеся пушками вдоль бортов. Андреа много раз видел торговые суда, приходившие в город. Амалфи славился своей бумагой, щедрая земля позволяла торговать зерном и фруктами, но вот таких кораблей, с торчащими по бортам пушками, видеть не доводилось.
Совершив ловкий маневр, эскадра развернулась к берегу бортами. В одно мгновение их окутали клубы дыма, и через секунду донеслось раскатистое «бум», ударившее по ушам. И сразу же брызги кирпича разлетелись от сторожевых башен, стоящих на берегу. Второй залп ударил по городу. Андреа стоял со шваброй наперевес и с ужасом смотрел, как запылали дома. Корабли не переставали бомбардировать город, а тем временем с десяток шлюпок были спущены на воду и хищной стаей ринулись к берегу. Мальчик наблюдал за происходящим, словно все это случилось где-то очень далеко, а не прямо внизу под ногами, как будто до набережной, на которую высаживались люди с оружием, не было всего несколько сотен ступенек.
— Ну что ты стоишь! — раздался сердитый окрик аббата Марео. — Ждешь, когда тебя убьют пираты?
Мальчик растерянно оглянулся. У входа на террасу стоял его учитель. Аббат Джанкарло Марео был взволнован и нервно теребил узелок веревки, которая подпоясывала его темно-коричневую сутану. Видимо, монах прибежал из молитвенной комнаты, где он находился в это время согласно распорядку. Выбритая макушка была покрыта каплями пота, аббат хрипло дышал.
— Мальчик мой, послушай. — Аббат перевел дыхание и продолжил: — Это сарацины, пираты, ты должен бежать, они грабят и увозят в рабство! Беги в горы, в Равелло. Они так далеко не пойдут.
— А вы, падре? — Голос Андреа дрогнул.
— Я стар, далеко не уйду. И кто-то должен защитить монастырь.
— Я тоже могу, я умею стрелять из арбалета! — задорно воскликнул мальчик.
— Возьми крест святой из моей кельи и беги. Не вздумай воевать, спасайся, мой мальчик. — Аббат взял воспитанника за плечо и подтолкнул его к выходу с террасы.
Андреа не посмел ослушаться учителя. Он кубарем скатился по лестнице этажом ниже, туда, где была келья Джанкарло. Темные коридоры монастыря, скромные беленые стены — он их не замечал. В келье Андреа сорвал висевший на гвозде дубовый крест и уже собрался выскочить из здания, но на мгновение забежал в свою комнатку и накинул на себя сутану, такую же, как у аббата, только сшитую по размеру. Мальчик привязал к тяжелому кресту веревку и забросил его за спину.
А потом он вышел в коридор, который оставался безлюдным, и осторожно прошел к своему тайнику — там под лестницей, за кованым сундуком, был спрятан арбалет. Когда-то давно ранним утром Андреа бежал к зеленщику и у приморской таверны нашел этот арбалет вместе со связкой болтов. Наверное, кто-то из гвардии забыл после пирушки. Конечно, находку надо было вернуть, но арбалет был таким восхитительным, что Андреа решил пока его спрятать, проиграть, а потом отдать. Вот сейчас он ему и пригодится!
