22/06/1941 — 22/06/2010 г.
г. Брест. Девятая погранзастава семнадцатого Краснознаменного пограничного отряда
Бессонной ночью на границе никого не удивишь, разве что вовсе случайного человека. Корреспондента столичной газеты, к примеру, приехавшего описывать подвиг защитников границы. Или еще какого шального штатского, вынесенного волнами бурного моря жизни, на узкую полосу прибоя, указывающую пределы страны Советов. Но шальных здесь не было. Новобранцы, пришедшие совсем недавно, и те уже «обмялись», освоились, и не путали погранзону с погранполосой. А определение, что есть «Государственная Граница», отскакивало от зубов, даже если среди ночи разбудить.
Только в это лето спать по ночам особо не приходилось.
Лейтенант покрутил головой. Шея затекла. С прошлого утра еще спать не ложился. Надеялся прикорнуть хоть на пару часов. Ага. Самому не смешно? Растолкали минут через двадцать. В такие моменты Андрей жалел, что живет в соседнем с заставой помещении. В ином случае, посыльному пришлось бы добираться до начальника заставы хоть немного дольше. А сейчас что? Выскочил из расположения, пробежал по коридору и на месте. Можно толкать начальника заставы, а когда тот раскроет глаза, шепнуть: «Тревога, тарищ лейтенант! Диверсантов спыймалы!». Почему шепнуть? Потому что в соседней комнате дети спят. Все трое. И жена с матерью.
Хорошо, что Катя умница и все отлично понимает. Знает, что не на «гульки» сорвался муж посреди ночи, не с местными мужиками теплый «бимбер» глотать, а по службе. У кавалеристов говорят «Труба зовет!». Красиво звучит. Только у нас тревожнее: «Застава, в ружье!». И, не успев толком проснуться, летишь, хватая по пути в оружейке табельное оружие. Потом извилистые лесные тропы, липкая паутина, ветви, хлещущие по лицу… Порой погоня оканчивалась стрельбой. Тогда у жен и матерей прибавляется седых волос. Шила в мешке не утаишь, и простреленную руку не назовешь царапиной…
В этот раз все обошлось относительно спокойно. Диверсантов взяли живыми и без боестолкновения. Просто вышел навстречу двум подозрительным красноармейцам Индус, названный в честь того самого, и пасть раскрыл. И как раз Луна из-за тучки вылезла… Уж насколько он сам привычный, но если признаваться как на духу, опешил бы, если б такая зверюга поперек тропы вышла. Вот и те растерялись. Что? К чему? Зачем? И сколько раз? То ли стрелять начинать, то ли молиться, то ли еще что… Пока разбирались, пришла пора руки вверх поднимать и сдаваться, потому как тревожная группа подоспела. А против «дегтяревского» пулемета и трех самозарядок особо не повоюешь…
Отчаянно захотелось есть. Желудок прямо-таки раскаленной спицей пронзило. Загнал ты себя, Андрей Митрофанович, ей-богу, загнал! А как иначе? Ведь это твоя застава, и ты тут начальник. Разминая заболевший бок, лейтенант спустился к каптерке. Из приоткрытой двери пробивался свет.
— Не спишь, старшина?
— Как тут уснешь! — поднял голову от журнала старший сержант Шиколаев. — Патроны списывать надо, на шпионов сопроводиловку заполнять. Кто кроме меня сделает? Не тебя же бумажной волокитой грузить.
— А Поляков что? — напомнил лейтенант о своем заместителе.
Старшина только рукой махнул.
— Понятно, — улыбнулся Кижеватов. — Куда им молодым да зеленым, супротив нас, заслуженных!
— Истинно говоришь, Андрей Митрофанович, — согласился старшина. — Пусть спит лейтенант. Он и так набегался. Пока повязали, пока на комендатуру сопроводили. Да что я тебе рассказываю, не хуже меня знаешь.
— Знаю, — зевнул начальник. — Слушай, Сергеич, а у тебя чайку не найдется? А то домой заходить не хочется, детишек перебужу.
— Найдется, как не найтись. Что будить не хочешь, так и верно, — старшина достал из под стола старые кружки, щербатые по краю и фарфоровую розетку совершенно мещанского вида с закаменевшим вареньем. — Раз каникулы у детишков, то пущай спят, сны видят. У них завтра день тяжелый — в клуб фильмы новые завезли.