Роман Сенчин
Друг человека...
История из скорого завтра
1
Февральская капель будоражила, как женщина. Однако чувствовалось вот-вот подморозит по новой. И опять наверняка (он ощущал это всей своей кожей) с ним что-нибудь произойдет.
Именно в это время - из года в год - с ним всегда что-нибудь происходило. Настигало, накрывало неотвратимо, словно пьяноватая, лихая поступь близкой весны.
В таком состоянии он пребывал уже с четверть своей сознательной, постепенно закисающей жизни. И каждый год, чем ближе к атмосферным бурям, тем отчетливее понимал, что из той зловонной ямы, куда однажды упал и где находился теперь, ему, несмотря на все попытки, потуги, уже не выбраться.
Яма называлась - альтернативная служба.
Сразу после школы, чтоб не загреметь по достижении призывного возраста черт знает куда и на сколько, он стараниями отца был оформлен в альтернативщики. Можно сказать, рядом с домом, под присмотром... и вообще... Но первая же, как всегда, неотвратимая весна и сопутствующее ей происшествие альтернативный срок ему безжалостно удвоили и ужесточили. Три года легкой жизни обратились в шесть лет принудработ. Не так давно он разменял свой пятый год здесь и двадцать второй от рождения...
Не улучшали настроения и весточки из дома. Писала мать: "Не знаю, как будем в эту вёсну. Подбили все-таки отца войти в начальство этого Опорного их пункта цивилизации. Никак не может забыть, что он из образованных. Работа и жизнь деревенская не по нему, вот и вступил. Теперь все время он в своем Комитете, дома бывает лишь наездами. Пусть бы и так, но только ведь зарплаты-то ему никакой, а уважением не пропитаешься... Кормб скоту, можно сказать, закончились. Огород в полнейшем запустении - у меня на все рук не хватает. Клубничное поле заросло совсем, как ковер лежит, и вряд ли в это лето с него будет толк.
Что касается твоей клубнички, о которой ты беспокоишься в письмах и просишь меня все об ней сообщать, то халду эту грозятся отправить на стерилизацию. Зашьют ей трубы, чтоб не производила потомства себе подобного. А надо бы самую главную трубу ей зашить вообще. Мальчишек всех перепортила. Прямо стыд и срам.
Забыл бы ты о ней, в конце-то концов, сынок"...
Клубничка. Н-да, клубничка...
Очевидно, у него была повышена кислотность, и сладкого, особенно с кислинкой, он в принципе терпеть не мог. Красного вина, апельсинов с лимонами, варенья и прочей такой лабуды. Его выворачивать начинало при виде какой-нибудь "Монастырской избы" или портвейна, и вспоминался элементарный спирт. Продукт без всяких примесей. Полезный для души и желудка. Но этого полезного продукта, естественно, всегда недоставало, как и той клубнички, которая для него одна из
всех - без примесей кислотности.
Но есть клубничка и есть клубника.
С клубникой в целом дело обстояло так. Их поле - в местах несколько заболоченного, сырого сенокоса, огороженное от проникновения скотины пряслом, - где-то превышало два гектара. Представить себе только (глаза б не глядели!) почти что стометровый оковалок, что вдоль, что поперек, вспаханной земли (треть поля), который каждый год от августа до морозов нужно отутюжить животом, перебуторить в пальцах, сперва убирая старые кусты, а потом высаживая новые усы-побеги ягоды клубники.
Полуползок на четвереньках вдоль ряда. Не глядя, загребаешь из ящика рассаду в горсть. Тычок зажатой жменью в мякоть податливой, влажной земли, и еще два-три тычка - трамбовка. Новый полуползок. Три ящика на ряд, шестьсот усов-побегов до перекура. Всего же в свежей пахоте, этой трети поля, около двухсот рядов. В день, если рассаду в ящики готовит мать, от силы дюжина рядов. Если всё один - втрое меньше. Поскольку всякий раз поднимайся с карачек и дуй на край поля. А там - ковыряешь мастерком созревшие за лето усы и вместе с землей их рядками, поштучно, в ящик...
Говорят, свинья не видит солнца, зато понимает толк в клубнике - только пусти на поле. Но ему-то эта клубника, кислятина... Когда вот так на карачках, с ящиком, день за днем, то и мысль, что в июне-июле, когда вызреет ягода, когда сдадут ее, взвесив на амбарных весах, и появятся у них деньги на целый будущий год, как-то не особо греет... Тянет к другому, к альтернативе вспаханному полю, и он почти с радостью когда-то согласился пойти служить. В альтернативщики.
Да, не бывает ни клубники, ни клубнички, видимо, без кислотных примесей, отрыжки. И его беда как раз в этом...
Почта приходила чаще всего раз в неделю - в субботу. Ему письмо вручили после глубокого буха утром в воскресенье. Письмо было обычным - явно не тот случай, чтоб рвать постромки и удила закусывать, - но вдруг пыхнуло в груди, как порох: что-то там не так и надо сегодня же, сейчас же быть дома.
Чисто технически: надежная машина, зажигание, газ, и через полтора часа он там.
Взял отвертку, плоскогубцы, вышел из казармы-барака, спокойным шагом мимо строящегося ими, альтернативщиками, пансионата - к гаражному боксу, где рядком, одна другой краше, всевозможных командиров-начальников тачки... И КПП по случаю воскресенья традиционно пуст...
Полтора, не полтора часа, но вскоре он въезжал на белой приземистой "Ауди" в свою деревеньку-дачу. Дачу для городских чудаков-огородников и вот теперь для общественного активиста отца и деревеньку, где, кажется, век довековывать матери и его халде-клубничке.
