Пятнашники запаздывали.
Может, они чего-нибудь не поняли.
Или выкинули очередную шутку.
А может, они и вовсе не собирались придерживаться соглашения.
— Капитан, — осведомился генерал Лаймен Флад, — который теперь час?
Капитан Джист оторвал взгляд от шахматной доски.
— Тридцать семь — ноль восемь по среднегалактическому, сэр.
И снова уткнулся в доску. Сержант Конрад загнал его коня в ловушку, и капитану это не нравилось.
— Опаздывают на тринадцать часов! — пропыхтел генерал.
— Они, наверно, так и не взяли в толк, когда мы их ждем.
— Мы же объяснили им все на пальцах. Взяли их за ручку и твердили одно и то же снова и снова, пока они не уразумели. Они не могли не понять нас.
Но они очень даже могли, и генералу это было известно лучше, чем кому бы то ни было.
Пятнашники не понимали толком почти ничего. Идея перемирия озадачила их так, будто они никогда и не слыхивали ни о каких перемириях. Предложение обменяться пленными поставило их в тупик. Даже задача согласовать время обмена потребовала изнурительных объяснений — словно они прежде не догадывались, что время можно измерять, и не ведали элементарной математики.
— А вдруг они потерпели аварию? — предположил капитан.
Генерал фыркнул..
— У них не бывает аварий. Их корабли — настоящее чудо. Чудо, которому все нипочем. Они же смели нас, просто смели, разве не так?
— Так точно, сэр, — откликнулся капитан.
— Как, по-вашему, капитан, сколько их кораблей мы уничтожили?
— Не больше дюжины, сэр.
— Крепкий противник, — изрек генерал.
И, пройдя через всю палатку, уселся в кресло.
Капитан почти не ошибся. Точная цифра была одиннадцать. Да и из тех одиннадцати лишь один был уничтожен наверняка. Остальные в лучшем случае удалось на какое-то время вывести из строя.
И получилось в итоге, что общий счет был десять — один в пользу пятнашников, если не хуже.
«Никогда еще, — признался себе генерал, — земной флот не переживал столь жестокого разгрома». Целые эскадры были развеяны в прах или бежали с поля брани и вернулись на базу в половинном составе.
Корабли бежали, но на борту не было калек. На корпусах — ни царапинки. Впрочем, погибшие крейсеры также не подвергались никаким видимым разрушениям — они просто-напросто исчезали, не оставляя даже мельчайших обломков.
«Ну, разве можно одолеть такого врага?» — спросил себя генерал. Как прикажете бороться с оружием, которое глотает корабли целиком?
На далекой Земле и на сотнях других планет, входящих в состав Галактической федерации, тысячи ученых денно и нощно, отложив все иные заботы, трудились над тем, чтобы найти защиту от страшного оружия или по крайней мере изобрести что-либо похожее.
Но шансы на успех — кто-кто, а генерал это ясно понимал — были призрачно малы: не находилось и намека на ключ, способного открыть тайну. Это и понятно — ведь те, кто пострадал от оружия пятнашников, исчезали бесследно.
Быть может, такой ключ мог бы дать кто-нибудь из попавших к ним в плен. Если бы не надежда на разведчиков поневоле, то, по его убеждению, не стоило бы и затевать этот хлопотный обмен пленными.
Он взглянул на капитана и сержанта, сгорбившихся над шахматной доской, и на пленного пятнашника, следившего за поединком.
И подозвал пленного к себе.
Тот подкатился, колыхаясь как пудинг.
И, наблюдая за ним, генерал вновь, без всяких на то оснований, испытал странное чувство, будто ему нанесли оскорбление.
Пятнашник являл собой потешное гротескное зрелище, несовместимое с представлением о воинственности. Он был кругленький, каждая его черточка, гримаска и жест искрились весельем, а одет он был в неприлично пестрый наряд, скроенный и пошитый словно нарочно для того, чтобы возмутить военного человека до глубины души.
— Что-то ваши друзья запаздывают, — заметил генерал.
— А подождите, — отвечал пятнашник голоском, похожим на свист. Приходилось внимательно вслушиваться в этот свист, чтобы хоть что-то разобрать.
Генерал призвал не помощь все свое самообладание.
Что толку спорить?
Ну, а браниться и вовсе бессмысленно.
Интересно, сумеет ли он — да что там он, сумеет ли человечество когда-нибудь раскусить пятнашников?
Не то чтобы это и вправду кого-то занимало всерьез. Пусть бы отвязались от землян — и того довольно.
— Подождите, — просвистел пятнашник. — Они прибудут по истечении среднего времени.
— Какого черта, — возмутился генерал, — сколько же еще ждать этого «среднего времени»?..
Пятнашник откатился назад и продолжал следить за игрой.
Генерал выбрался из палатки наружу.
Крошечная планетка выглядела еще холоднее, пустыннее и неприютнее, чем прежде.
«Стоит только присмотреться, — мелькнула мысль, — и кажется, будто ландшафт с каждым часом становится все тоскливее: запомнился унылым — стал удручающим».
Безжизненная, бесплодная, начисто лишенная какой бы то ни было стратегической или экономической ценности, планетка представлялась нейтральной территорией, как нельзя лучше подходящей для обмена пленными. Нейтральной, поскольку никто во Вселенной пальцем не шевельнул бы для того, чтобы ее захватить.
Дальняя звездочка, солнце планеты, светилась на небе тусклым пятном. Голый черный камень простирался к горизонту, до которого было рукой подать. Ледяной воздух полоснул генерала по ноздрям точно ножом.
