Дуглас Мюррей пригнулся в седле, но было слишком поздно. Лассо было наброшено на него и в ту же секунду затянулось.
Резким рывком молодой человек был сорван с седла и, упав на землю, чуть было не лишился сознания. Словно откуда-то издали он услышал победный клич индейца.
Не сдерживая быстрого бега своего мустанга, человек на лошади прикрепил другой конец лассо к своему седлу, немного нагнулся влево и, подхватив уздечку лошади Мюррея, поскакал дальше.
Дуглас Мюррей потянулся за ним, на веревке, по твердой земле. Голова его билась о камни. Через несколько секунд он потерял сознание. Но безжалостный всадник не остановился. Он продолжал волочить свою жертву по песку и земле, по жесткой, выжженной солнцем прерии, через кустарники чаппараля и кактусы.
Мюррей не чувствовал, как его тело постепенно превращалось в сплошную рану, а его одежда в клочья: через некоторое время на нем висели только какие-то жалкие лохмотья.
Проехав с полмили всадник свернул в сторону маленького каньона и через какое-то время добрался до заброшенного временного лагеря, в центре которого пылал костер.
В лагере было оживленно. Возле палаток суетились люди. Заметив подъехавшего, они приблизились к его пленнику, лежавшему без чувств на земле.
Прибывший с гордостью огляделся. Его длинные и черные, как смоль волосы были сзади собраны в хвост. На бронзовом лице не дрогнул ни один мускул, лишь черные глаза горели неистовым огнем.
Индейца окружили крепкие, сильные люди, но он, казалось, не обращал никакого внимания на их вопрошающие взгляды.
Он заговорил, лишь когда из палатки навстречу приехавшему вышел высокий, широкоплечий бородач с глубоким шрамом от ножа на правой щеке. В его серых стальных глазах мерцал всепожирающий огонь.
— Один из переселенцев, Киова? — спросил человек со шрамом.
Индеец Киова кивнул:
— Совсем еще неопытный, босс. Сам так и въехал в ловушку, которую я ему подстроил. Такими слепыми могут быть только люди из обоза переселенцев.
— Зачем же ты взял его в плен, Киова?
— Он обнаружил ловушку, и хотел вернуться, чтобы предупредить своих. Этого я допустить не мог.
Бородач удовлетворенно кивнул.
— Значит, это один из каравана переселенцев, — пробормотал он. Хорошо, что ты его вывел из игры, Киова. Ты — человек надежный, на тебя можно положиться. Все хорошо подготовлено?
— Через час караван переселенцев доберется до каньона, — ответил Киова своим гортанным голосом. — И у нас будет хорошая добыча, Альварес.
Альварес, главарь банды, наводившей на всех ужас, слегка улыбнулся. Потом на какое-то время задумался глядя на пленника, лежавшего на земле без сознания и наконец раздраженно проговорил:
— Ты взял его в плен, Киова, значит, он принадлежит тебе. Ты можешь делать с ним все, что захочешь.
Лицо Киовы расплылось в зловещей ухмылке.
— Спасибо, Альварес.
— Ты его убьешь?
Киова покачал головой.
— Нет, он будет жить, — ответил индеец гортанным голосом. — У меня еще никогда в жизни не было белого раба.
— Лучше убей беднягу сразу же! — посоветовал ему Боб Макдональд, правая рука бандита Альвареса. — Я думаю, он все равно не долго протянет, если ты заставишь его работать на тебя.
Альварес сделал недовольный жест рукой.
— Зачем ты вмешиваешься, Боб. Киова взял пленного — значит он принадлежит ему.
Киова довольно хмыкнул:
— Я сделаю его покорным, как собака, — процедил он. — Через пару дней он будет целовать мои мокасины.
Дуглас Мюррей, очнувшись приоткрыл глаза и быстро заморгал ресницами, щурясь от яркого солнца, которое стояло прямо над каньоном.
Киова был индейцем, но был одет как бледнолицый. Он носил кожаную куртку и такие же штаны, которые были, однако украшены скальпами убитых им врагов, ноги обуты в доходящие до лодыжек мокасины. Сидел он в роскошном мексиканском седле, на луке которого висела плетка с коротким хлыстом.
Индеец взял хлыст и легко соскочил с лошади. Потом медленно подошел к своему пленнику.
Дуглас Мюррей с трудом поднялся на ноги. Потом покачнулся и огляделся, словно затравленный зверь.
Киова приблизился. Кожаный хлыст волочился рядом с ним по земле.
— Где я? — выдавил пленник. — И что вам от меня нужно?
— Ты — моя собака! — гортанно проговорил Киова. — А собаки не разговаривают.
Он взмахнул хлыстом, и тонкий кожаный сыромятный ремень прорезал воздух. С первого же удара Дуглас Мюррей упал на колени. Он был слишком измозжден, чтобы выдержать такой удар.
Альварес и остальные бандиты с отвращением отвернулись. Бандиты знали, насколько жестоким мог быть Киова. Поэтому, не дожидаясь развязки, они направились в сторону палаток, а позади истошные крики Мюррея постепенно превращались в хриплые стоны.
— Сын Эттели, — прошептал Альварес, но прошептал так тихо, что его никто не услышал. — Он — первый, и я уничтожу их всех! Весь проклятый род Мюрреев!
В голосе его слышалась неприкрытая злоба и ненависть.
