Однажды Отец попытался убить меня.
Смелое утверждение, я знаю, но основанное на фактах. Он замахнулся топором, и счесть это случайностью было невозможно. Он осознавал свои действия — и последствия своих действий. Ни один суд в стране не смог бы оправдать его при имеющихся доказательствах. Сама эта история утомительна. Я столько раз возвращалась к тем событиям, что тончайшие связи стали изнашиваться и рваться. Важно, чтобы вы поняли и запомнили все сказанное, мы вернемся к этому позже. Но прежде, чем мы продолжим, необходимо прояснить пару моментов.
Во-первых, ключевое слово в моем изначальном утверждении — «попытался». Если бы его нападение на меня оказалось успешным, я бы сейчас с вами не разговаривала. И давайте попытаемся избежать заблуждений: я очень даже живая. Во-вторых, мне не нужна жалость. Сантименты тут неуместны.
Мне нелегко далось решение убить Отца. Поверьте, эту идею я выстрадала. Однако, взвесив все имеющиеся доказательства, я пришла к единственному заключению: иного пути нет.
Отец должен умереть за то, что совершил.
Тяжелые стальные ворота медленно отъехали в сторону, открыв вид на дом во всем его великолепии. Он был совсем новый и выглядел так, будто его телепортировали прямиком из будущего. Углы острые, каждая стеклянная панель сияет, а белые стены отражают солнечный свет, словно у испанских вилл. Было нечто прекрасное в бескомпромиссной простоте этого здания, нечто тихое и успокаивающее. Никки задавалась единственным вопросом: может ли она представить, что они трое живут здесь? «Возможно» — сейчас она готова была дать только такой ответ. Ворота открылись до конца, и Итан нажал на газ, мотор «Теслы» снова ожил. Он въехал во двор и остановился у гаража. Там уже стояла «БМВ» с опущенным откидным верхом, хотя был еще только март.
— Что-то ты притихла. По-моему, ты за всю поездку не произнесла ни слова, — Итан улыбался ей с водительского сиденья, стараясь казаться беспечным.
Это была хорошая улыбка, камеры любят такую. Но Никки на нее не купилась. Нельзя прожить десяток лет с человеком и не научиться читать его. Для Итана это было важно. Она знала это с того момента, как он показал ей подробности на своем ноутбуке. Они просматривали дома и прежде, но этим он загорелся по-настоящему. Насколько сильно он загорелся, стало ясно на следующий день. До этого момента они рассматривали дома в какой-то туманной, скорее, теоретической перспективе, но тут Итан предпринял следующий шаг и договорился об осмотре.
Когда она не ответила, он добавил:
— Слушай, Ник, я знаю, что это не тот тип дома, который обычно тебя привлекает, но единственное, о чем я тебя прошу, это смотреть на него без предубеждения.
— Я смотрю на него без предубеждения. Вообще-то, я как раз думала о том, что он мне вроде нравится. Расположение мне нравится тоже.
Удивленный, Итан заглянул ей в глаза:
— Это не пустые слова?
Никки покачала головой:
— Нет. Знаешь, один из минусов нашего нынешнего дома в том, что живешь, будто в аквариуме для золотой рыбки. Бэдфорд-стрит слишком оживленная. Слишком много людей вокруг. А эта улица — полная противоположность.
И это была правда. Чёрч-роу была тихой улочкой в районе Кенсингтон. Она заканчивалась тупиком и словно была отрезана от суеты и беготни остального города. Тротуары были узкими, проезжая часть ровно настолько широкая, чтобы две машины могли разъехаться. Каждое владение окружала кирпичная стена, высокие деревья скрывали дома из виду, на каждые ворота была направлена камера. Дом номер «17» притулился в самом конце улицы. Стена вокруг него была на метр выше, чем возле соседних участков, а подъездная дорожка скрывалась за массивными воротами из черной стали. У Лондона, как у всех городов, были свои тайные уголки. Именно таким казалось это место — тайным уголком. Проезжая по Чёрч-роу, Никки могла представить, что живет здесь и чувствует себя в безопасности. Еще один плюсик в колонке «за». Также она могла представить, что Белла будет здесь в безопасности, а это было даже бо́льшим плюсом.
Итан переадресовал свою улыбку Белле, которая тихонько сидела сзади. Она глазела на дом молча, оставляя при себе свои мысли. Все говорили Никки, что Белла похожа на нее, но ей казалось, что на Итана. У дочери был тот же, что и у отца, нос, идеальных пропорций, та же сияющая улыбка, те же искрящиеся, голубые глаза, противоречивые, наводившие Никки на мысли одновременно о ледниках и о тропических морях. У обоих были густые черные волосы: у Беллы по плечи, у Итана — коротко стриженные. Белле достаточно было одним пальчиком шевельнуть, чтобы получить от отца все, чего ей ни захочется. Порой Никки смотрела на этих двоих, секретничающих, словно заговорщики, и ее охватывала необоснованная ревность. В такие моменты трудно было представить, что перед ней тот самый ребенок, которого она девять месяцев носила под сердцем.
— Как на счет тебя, Белла Бу? — поинтересовался Итан. — Что думаешь ты?
Белла потянулась за своим планшетом и начала печатать на экране.
— Нормально.
Голос, шедший из планшета, звучал как голос шестилетки, но был лишен каких бы то ни было эмоций, которые обычно ожидаешь от ребенка — ни воодушевления, ни смеха, никакой реакции, ничего. Он напоминал Никки голос из старой службы точного времени. Информация, о которой вы осведомлялись, предоставлялась вам, но в холодной механической манере.
