Теперь как на наше отделение заходишь – большой фикус. Листья мясистые, аппетитные.
В остальном как обычно: две клизмы, пять капельниц, совещание, клейка этикеток, переклейка этикеток.
Дмитрий Алексеевич, наш новый. Молодой, но очень перспективный. Строгий. Светку не взлюбил, а меня отнюдь, хи-хи.
Купила вкусный сыр. Засыпала долго. Мечтала всё. Хотелось необыкновенного.
О! Кто у нас в девятой! Знаменитость! Теперь уже, правда, без желчного пузыря. На экране он моложе, но все равно хорош. Просил посидеть с ним, руку брал, щекотал ладошку. Чуть не возбудилась.
Вечер. Испытание соседями.
Перед сном смотрела «Скорую помощь». Смеялась.
Весь день сидела на диете. Потом съела ватрушку, потом еще одну (очень есть хотела).
Выдавали спецодежду. Кто и зачем придумал прозрачные халаты?
Заходил Дмитрий Алексеевич. Был минут десять. Чего-то хотел, но не сказал. У нас с ним странным образом совпали все ночные дежурства.
Люська Ивановна опять недовольна. Долго ее выслушивала. Искала рифму к слову «сука».
Ничего не хотелось. Только спать.
Борис Аркадьевич развлекал нас рассказом про дисфункцию.
После обеда долго икала. Меня жалели и пытались напугать.
На ночь пересматривала «Город ангелов». Снова слёзы.
Столько проблем с самого утра, столько проблем… Апельсины осыпаются прямо в бассейн, прислуга не справляется. Конюх волосами на груди зацепился за кактус – на работу не вышел.
Вечером прием. Два десятка мужчин в смокингах, многие мачо, а я одна, а мне еще обнову не подвезли. Опоздают или не подойдет чего – отменять? Надо ж было так похудеть – двадцать восемь платьев и все висят.
Себастьян обещал Моне, опять цену заломит, негодяй. А что делать? Я на натуральное море больше смотреть не могу – глаза слезятся.
Власти острова собираются запрещать загорать на яхтах без купальника. Какая наглость, мои яхты, как хочу, так и загораю!
Вертолетная площадка опять заросла киви. Вот папараццам раздолье!
Одно радует – Светке еще тяжелей. У неё то домище на 15 спален против моих 8!
Журнал «Недвижимость в Испании» Кто-то на тумбочке забыл.
Ночное. Д.А. читал стихи. Видимо, свои собственные, бедняжка. Делала вид, что мне грустно от его стихов. Просила в следующий раз что-нибудь веселое.
Воскресенье
У Мишки на станции каталась на аквабайке. Класс! Ка-а-к разгонишься, та-а-к… ну, короче, мужчины не нужны!
Был там и мой ББЛ (Бывшая Большая Любовь) с какой-то шваброй. Загорел, выглядит на миллион. Меня увидел, швабру забыл, глаза посоловели. Знаем мы эти взгляды. Нет уж, дружище. Упустил счастье? Кусай локти, грызи когти.
Уснула быстро, спала крепко.
14 клизм до обеда. Обед. Приятного аппетита, Даша! Спасибо, Борис Аркадьевич!
Фикус вянет. Кто-то в него сливает.
Сон снился. Детский утренник. Я в костюме редиски. Выхожу, а в зале одни мужики. С маслом её, – кричат, – с маслом!
С утра опять мотоциклист. Молодой, красивый, на Брэда Пита похож. К обеду умер. Я разревелась чего-то. Дураки-мальчишки.
Борис Аркадьевич: «Даша, работайте вдумчиво. Вы же хотите стать врачом».
Не хочу я врачом. И медсестрой не хочу. Я…я…я поэтесса!
Долго сидела в чате.
Вот получу зарплату да как пойду косметику покупать! Запахи, запахи…Очарование моё. Напоите меня вином, подкрепите меня яблоками, очаруйте меня запахами, ибо я изнемогаю…хи-хи…без любви.
Домовой приходил. Похож на мужчину, только мелкий очень. Схожу-ка я на дискотеку.
О виртуальных романах. Стихи, нежные письма. Первый чат, второй чат, чат с приватом, приват с приветом. «Буду в субботу в Питере». Доигралась, старушка. Волнительно, блин. Свидание назначено на мосту. Между четырех грифонов. Будет мокруха – как говаривал сильный женский образ в «Интервенции».
Очень хочется необыкновенного.
Грядет комиссия. Даша! Спасайте фикус! Подвязала, прополола, расправила, веток понатыкала. Старалась, даже язык высовывала. Получилось икебанисто!
Д.А. поймал меня на обеде и увлеченно рассказывал, сколько возможностей дает интернет современной медицине. А еще говорит, я там такой стих нашел про гинеколога, я вас буду смешить в ночном. Уже смешно.
Но это же надо, столько знать и так скучно рассказывать!
Читала В. Павлову. Весь вечер была как не своя. Как В. Павловой.
Выходной. Готовность 5 секунд. Зеркало, присела, встала, пошла.
Ничего его не интересует, кроме моих восторгов по поводу его же стихов. Не хочу его больше видеть. Плакала. Вот вам и мокруха.
Мама обижается, что не приехала на выходные. Мама не горюй. И, пожалуйста, не болей. Я буду, буду хорошей девочкой, только не болей.
Утром думаешь: где я? И просыпаешься.
У Люськи Ивановны перерасход шприцов. Так, а я причем?
А жалко все это бросить. А может и не жалко. Москва, как много в этом звуке, в этом шуме, в этом гуме…
Вечером час трепалась с Иришкой по телефону. Мне от этого стало лучше, а ей, боюсь, хуже. Ничего, переклеим этикетки, нам не привыкать.
Мясо сегодня в столовке какое-то странное. И эти придурки из анатомички зубы скалят: «Колян, ты жмура вчерашнего не видел? Пропал куда-то». Ржут, собою жутко довольные.
