На этот раз свидетелей не будет…
На этот раз — лишь мертвая земля, раскаты грома да моросящий дождь, принесенный ветром с северо-востока, извечный спутник земных катаклизмов.
Ураганы и грозы, бушевавшие третьего дня, утихли, наводнение, начавшееся неделю назад, прекратилось, и, хотя небо по-прежнему сулило дождь, к вечеру все разрешилось унылой моросью.
Порыв ветра пронесся над сумеречными равнинами и, попетляв среди низких холмов, вырвался на простор неглубокой долины. Здесь он встретил единственное препятствие — подобие наклонной башни, силуэт которой одиноко торчал над первородным месивом грязи.
Ее остов, похожий на обрубок, напоминал кусок застывшей магмы, исторгнутый преисподней. Наклон башни был пугающе странен, словно причиной его было нечто более грозное и зловещее, чем внушительная тяжесть. Она казалась мертвым реликтом далеких времен сотворения мира.
Живым и движущимся в этой долине был лишь вяло текущий поток вязкой грязи. Но он, обойдя основание башни и достигнув неглубокой ложбины в миле от нее, бесследно исчезал под землей.
В сгущающихся сумерках на мертвой башне вдруг появились признаки жизни. В ее темном чреве забрезжил свет.
Крохотная красная точка была едва различимой, если бы было кому ее заметить. Без сомнения, это был живой огонь. С каждым мгновением он разгорался все ярче, но вскоре стал слабеть и внезапно погас. Ветер донес долгий печальный звук, похожий на стон. Он вдруг стал громче и, достигнув высокой, пронзительно-тоскливой ноты, столь же внезапно оборвался.
Шло время, и снова появился огонь. Он был слаб и трепетен, однако двигался. От подножия башни, то появляясь, то исчезая, он, словно по спирали, поднимался вверх. Уже можно было смутно различить фигуру человека, в чьих руках, должно быть, находился этот слабый источник света. Но вскоре и его поглотила тьма.
Минул час. Стемнело. Мир, казалось, умер, ночная мгла была непроницаемой.
Однако свет появился вновь. Он был уже на вершине башни и горел ярко, уверенно, словно знал, что делает. Тишину ночи нарушали звуки, похожие на стенания, вскоре перешедшие в надрывный вой. Чем пронзительнее он становился, тем ярче разгоралась багровая точка слепящего света.
И вдруг на какую-то долю секунды все смолкло, свет погас. Воцарилось безмолвие.
Но вот у подножия башни, словно рождаясь из грязи, засветилось белое пятно рассеянного света, и в ту же минуту от рева содрогнулись небеса, вздыбилась река грязи. С непонятной яростью сомкнулись в схватке две стихии — небо и земля. Пугающие розовые зарницы, зеленые всполохи, оранжевое зарево окрасили небосклон, и все снова погасло. Ночь была пугающе черной. В наступившей тишине где-то звонко падали капли.
Утро выдалось ослепительно ясным и обещало теплый, солнечный благодатный день, каких доселе не бывало, если бы мог кто это подтвердить. Воздух был чист и прозрачен, по дну уцелевшей части долины несла свои незамутненные воды река.
Время по-настоящему начало свой ход.
Высоко на выступе скалы верхом на понурой лошади сидел Электрический Монах. Из-под надвинутого на глаза капюшона грубошерстной монашеской сутаны он уставился на открывшуюся его взору еще одну долину и мучительно размышлял.
День был жаркий, солнце, высоко стоявшее в пустом мареве неба, безжалостно жгло серые камни и жалкие остатки сухой травы. Все застыло. Неподвижен был и Монах. Лишь лошадь, изредка вяло взмахнув хвостом, нарушала застоявшуюся тишину.
Электрический Монах был роботом, бытовым прибором, экономящим время и труд человека, как посудомоечная машина или видеомагнитофон: первая избавляет человека от малоприятной возни с грязной посудой, второй — от необходимости самому смотреть скучные передачи по телевизору. В обязанности Электрического Монаха входило верить во все, во что положено верить людям, и, таким образом, освобождать их от этой становящейся все более обременительной необходимости.
Но в этом экземпляре Монаха, к несчастью, обнаружился изъян. Его действия стали беспорядочными и непредсказуемыми. Робот стал верить в такие вещи, в которые с трудом поверили бы даже в Солт-Лейк-Сити[1]. Конечно, Монах никогда не слышал об этом городе, как не знал, сколько не поддающихся подсчету миль отделяет эту долину, повергшую его в замешательство, от Большого Соленого озера в далеком американском штате Юта.
Растерянность и сомнения Электрического Монаха были вполне обоснованы. Он искренне верил, что долина и все вокруг, включая его самого и его лошадь, окрашены в нежно-розовый цвет. Это лишало беднягу возможности различить что-либо на незнакомой местности, а главное, решить, что делать дальше и куда держать путь, на котором его, несомненно, ждут опасности.
Вот почему Монах застыл в раздумье на краю выступа, а у его лошади был такой унылый вид. Привыкнув ко многому, она, однако, сразу поняла, что из всех нелепых ситуаций, в которые они с Монахом до сих пор попадали, это была, пожалуй, самой нелепой.
Как давно Монах стал верить всему, что видел? Пожалуй, с самого начала. Вера, сдвигавшая горы или позволявшая верить вопреки здравому смыслу, что они розовые, была крепка в нем и незыблема, как скала, на которой он стоял. Лошадь, однако, знала, что ее хватит разве что на сутки.
![Детективное агентство Дирка Джентли [сборник]](/storage/book-covers/1e/1ee12bb7f62277c455f32e6b32e65fe40ba22403.jpg)
