Впервые в жизни глава Внешэкономбанка Валерий Быстрицкий на заседании коллегии московских банкиров забыл отключить сотовый. Банкир всегда отличался собранностью, но в то утро был непривычно рассеян. У него щемило сердце. Не болело, а именно щемило, как щемит оно по чему-то давно безвозвратно ушедшему. Под утро ему приснилась пропавшая дочь. Она встретилась по пути к банку, что, говорят, к плохому. Валерий Дмитриевич покачивался на заднем сиденье персонального автомобиля, а дочь на гоночном мотоцикле неслась навстречу. Перед носом Машины мотоциклистка сделала лихой вираж, сняла шлем и сказала отцу: «Ты скоро меня увидишь, но это буду не я…» В то же мгновение она с ревом умчалась, не обняв и не поцеловав отца после девятилетней разлуки, а тот приказал водителю разворачиваться и неожиданно проснулся.
За окном светало. Под боком сопела жена. Что означали слова дочери, банкир не понял, хотя во сне, кажется, догадывался, о чем шла речь. Точнее, думал, что догадывался. Но это во сне…
— Какой сегодня день? — спросил он у жены, тронув её за плечо.
— Пятница, тринадцатое, — сквозь сон пробормотала супруга и снова засопела.
«Пятница… тринадцатое октября… Что бы это значило?» — подумал банкир, сел и стал нащупывать тапочки. Под впечатлением сна прошло утро. Он вспоминал интонацию, с какой дочь произнесла странные слова, и не мог отделаться от мысли, что такой интонации больше ни у кого нет. В этом Валерий Дмитриевич мог поклясться. И облик, и голос, и запах, и даже манера трогаться на мотоцикле с места — все было её. К чему это ему приснилось, да ещё под пятницу?
Из-за этого сна банкир упустил главное событие, ошеломившее в то утро москвичей, — убийство президента строительной корпорации «Домострой» Анатолия Смирнова. Он был застрелен в ванной в собственном загородном доме. «А ведь буквально на днях корпорация утвердила проект серийного строительства недорогих домов, — обсуждали перед заседанием банкиры. Кто-то очень сильно не захотел, чтобы квартиры в Москве были дешевыми». Только Быстрицкий не участвовал в обсуждении. Он сразу же прошел в зал заседаний, сел на свое место и задумчиво уставился на графин.
От раздумий банкира оторвал звонок из собственного пиджака. Сотовый зазвонил именно в тот момент, когда президент Ассоциации московских банков обратился к собравшимся со своим извечным вопросом: «Что делать?»
— Что делать, господа банкиры, бедным частным банкам в период насильственного удерживания рубля? — вопрошал председатель. — В очередной раз ложиться под Центробанк или продолжать самостоятельную политику?
Вот на этой идиотской паузе его мобильник и нарушил растерянную тишину. Банкиры устремили взоры на коллегу, а он, вместо того чтобы отключить телефон, извлек его из кармана и, прикрыв ладошкой рот, прошептал:
— Быстрицкий слушает.
— Отдел по борьбе с организованной преступностью, — сурово донеслось из трубки. — Вас беспокоит полковник Кожевников.
— Вы не могли бы позвонить через час? У нас очень важное заседание, прошептал Быстрицкий, виновато улыбнувшись товарищам-финансистам.
— Дело не терпит отлагательства, — перебил полковник. — Это касается вашей дочери…
— Что? Ее нашли? Она жива?! — воскликнул Валерий Дмитриевич, хватаясь за сердце.
— Еще жива, — ответил полковник.
— Извините! — бросил банкир коллегам и поспешно покинул зал. — Где она? Что с ней? Можно ли её увидеть? И что значит «еще жива»? — сыпал Быстрицкий.
— Видите ли, в чем дело, мы не вполне уверены, что это она, — ответил полковник. — Вы должны подъехать к нам на Петровку, и мы с вами вместе отправимся к ней. Она — в Склифосовского.
— Боже! — только и сумел воскликнуть глава Внешэкономбанка.
Час спустя Быстрицкий уже сидел в кабинете полковника Кожевникова и у него от волнения дергалась щека.
— Где она? Почему не едем к ней?
— Не спешите, — произнес полковник, подозрительно вглядываясь в банкира. — Прежде чем мы отправимся в больницу, я хочу уточнить кое-какие детали.
— Пожалуйста! Я к вашим услугам…
— Фамилия вашей дочери?
— Быстрицкая, как и моя, — изумленно вскинул брови банкир, — а зовут Софьей. Мы её так назвали в честь бабушки… Скажите, что она натворила и почему в больнице?
— Терпение, Валерий Дмитриевич, — заиграл скулами полковник. — Все узнаете, но несколько позже! сколько ей лет?
— Сейчас уже двадцать пять. Когда она пропала, ей было шестнадцать. С тех пор мы её не видели.
— Неужели? — сощурился полковник. — Насколько мне известно, она не пропала, а сбежала из сибирского следственного изолятора. Не так ли?
— Это история очень непонятная. Сама бы она, конечно, не смогла убежать. Ее отпустил следователь после допроса, убедившись, что она невиновна. Следователь тоже потом исчез по неизвестным причинам. Мою дочь обвиняли в убийстве. Но это ложь. Софья не могла хладнокровно перерезать горло взрослому мужчине… Нет-нет! Только не это. Она с детства панически боится крови… И вообще, насколько я знаю, она никогда бы не поехала на дачу с незнакомым мужчиной. А уж убить человека — для неё это что-то из ряда вон.
— На сегодняшний день она подозревается в восьми убийствах, — мрачно произнес полковник.
