Владимир Бондаренко ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Тридцать лет назад поколение "детей 1937 года" или, как я достаточно условно окрестил их, "поколение сорокалетних", "московская школа", "амбивалентная литература", взошло на Олимп русской литературы и не сходило с этого Олимпа добрых тридцать лет.
Конечно, были в этом сильнейшем литературном поколении и ярчайшие таланты – как среди почвенников-традиционалистов, так и среди западников, – которые сумели заявить о себе совсем молодыми, в самом начале шестидесятых годов; прежде всего назову таких разных писателей, как Валентин Распутин и Белла Ахмадулина, Александр Вампилов и Андрей Битов. Но в целом, сила этого поколения и, как ни парадоксально для многих, некая общность его определилась лишь к середине семидесятых годов.
Моя книга "Дети 1937 года" в своё время вызвала большую полемику в самых разных литературных кругах. Одни по простоте душевной прочитали определение буквально, уверяя, что не бывает поколения одного года рождения. Я заранее соглашаюсь с ними, конечно же, на самом деле, поколение детей 1937 года определялось мною, а самое главное – отображенной этим поколением жизнью, новыми героями, – на целый промежуток времени, где-то года с 1935-36 до начала сороковых годов – пять-семь лет. А до этого всё-таки господствовало иное поколение, с иными героями, с иным отношением к жизни, с опорой на события двадцатых-тридцатых годов, с "отблеском костра". В целом это было поколение шестидесятников, уточняющих с разной степенью достоверности, с разным отношением великие переломы начала ХХ века, от октября 1917 до коллективизации. Для них ещё ни революция, ни трагедия русской деревни не были историей – были частью их собственной жизни, их национальным и социальным бытием. Иногда и несколько лет определяют границу между историей и современностью. Василий Белов ещё мог написать "Кануны", хронику великого перелома коллективизации, как часть своего общественного и национального бытия, Валентин Распутин уже писал "Прощание с Матёрой" – совсем иное национальное отношение к жизни, совсем иные характеры и взаимоотношения. То же самое и в исповедальной прозе, в эстрадной поэзии. Комсомольцы раннего Аксёнова периода "Коллег" и даже "звёздных мальчиков" или "Лонжюмо" Вознесенского не могли всерьёз восприниматься ни Николаем Рубцовым, ни Иосифом Бродским, ни скептическими и ироническими героями Андрея Битова, ни амбивалентными героями Владимира Маканина.
А вот герои Владимира Высоцкого, Зилов Александра Вампилова, Лёва Одоевцев из "Пушкинского дома" Андрея Битова, расхристанный и неприкаянный герой маканинского "Андеграунда" и (пусть не покажется это странным людям, реально ничего не читавшим, а знающим писателей только по навязанному имиджу) братья Ланины из северной прозы Владимира Личутина или даже герой прохановской "Надписи", или его же "Вечного города" – явно люди одного поколения и достаточно общих взглядов на жизнь.
Я писал вскоре после выхода дедковской статьи "Когда рассеется лирический туман", повторю и сейчас, хоть она и вышла уже после моих статей о литературе сорокалетних, после статей Гусева и Киреева, Курчаткина и Афанасьева, она принесла явную пользу этому поколению и по сути – была верна. Только отношение к амбивалентным героям прозы, взятым из жизни, подмеченное зоркими наблюдателями, было явно отрицательное и соответствовало партийному подходу к действительности. Критиковалась не жизнь, выявившая именно таких героев, ведущая к кризису самого общества, критиковались писатели, подметившие и зафиксировавшие такую жизнь. Не случайно Игорь Дедков до последних дней работал в журнале "Коммунист", главном идеологическом органе КПСС.
Кстати, прав был и некий Литератор, ведущий колонку в "Литературной газете" (многие утверждают, что эту ставку Литератора какой-то период занимал Сергей Чупринин, ясно, что его дополняли и поправляли партийные власти, но официально эту колонку вёл он), писавший, к примеру, о прозе одного из типичных амбивалентных "сорокалетних" Руслана Киреева: "К сожалению, чёткая и последовательная позиция не всегда различима в романе Р. Киреева "Победитель"… Деформированы реальные жизненные пропорции и перспективы, смещены конкретные моральные акценты, в результате чего нравственный вывод романа приобрёл весьма зыбкие, расплывчатые очертания". По сути, литератор и подтвердил теорию амбивалентности общества, зыбкости и расплывчатости его, но, подобно Дедкову, обвинил в этой зыбкости и расплывчатости идеалов не двойственность самой системы руководства, живущей к тому времени по одним законам, а утверждающей совсем другие, а писателя, подметившего эту деформированность общества.
Такие же обвинения в зыбкости и расплывчатости, в амбивалентности и ироничности, в двойственном отношении к действительности можно предъявить (и предъявляли) практически ко всем ярким писателям из поколения "детей 1937": к автору песен "А на кладбище всё спокойненько" или "Нам нового начальника назначили" Михаилу Ножкину, к Ключарёву и Алимушкину Владимира Маканина, к альтисту Данилову Владимира Орлова, к растерянным и брошенным женщинам Людмилы Петрушевской.
