В кабинет решительно вошла дама в сером пальто с воротником из голубой норки и в круглой шапочке из того же меха. На вид ей было лет около тридцати пяти. Вызывающий взгляд ярких темно-карих глаз, упрямо поджатые губы и агрессивно вздернутый нос ничего хорошего не сулили.
Бородин внутренне собрался, подготовившись к отражению атаки.
— Вы — специалист по раскрытию квартирных краж? — спросила дама.
— В самую точку попали, — улыбнулся Бородин.
Дама не оценила юмора.
— И когда же вы намерены заняться моим делом? — взяла она с места в карьер, утверждаясь на стуле с таким видом, словно собиралась провести здесь многодневную сидячую забастовку.
— Может, вы для начала представитесь?
— Да, разумеется: Зверева. Раиса Алексеевна. Старший референт в «Уралтрансбанке». Но вы все-таки мне ответьте…
Бородин вытянул из груды папок тощий «скоросшиватель», заглянул в него и спросил:
— Кража совершена семнадцатого ноября?
— Вот именно! — обрадованно воскликнула Зверева глубоким грудным голосом. — И сегодня уже восемнадцатый день, как…
— Вы заявили о краже девятнадцатого, — перебил ее Бородин. — Почему так поздно?
— Потому что меня не было в городе! Я ездила за мамой в Талицу, — и вновь перешла на патетический тон: — Восемнадцатый день! У меня иссякло всякое терпение!..
— Это плохо, что оно иссякло, — посочувствовал ей Бородин, но только подлил масла в огонь.
— Нет, сколько можно! — дама бросила на опера испепеляющий взгляд. — То, что я вчера круто поговорила с вашим непосредственным начальником, — это еще не все. Сейчас, прямо от вас, я намерена пойти к прокурору! Расскажу ему, как бездействует наша славная милиция-то. А не поможет прокурор — подам в суд. Я на вас…
— Одну минуту! — остановил ее Бородин. — На кого вы хотите подавать в суд?
— А на того, кто бездействует! Кто и пальцем не пошевелил, чтобы найти вора. Почему-то я на своем рабочем месте…
— Вы тоже занимаетесь ловлей воров? — спросил Бородин.
Дама захлопала глазами.
— Как вас надо понимать?
В глубине души Бородин считал, что дама по-своему права. Квартирная кража — дело такое: если сразу, по горячим следам, ее не раскрыл, то вся дальнейшая работа может пойти впустую. Восемнадцать дней — слишком большой срок, чтобы сейчас можно было всерьез на что-то рассчитывать. Конечно, не ему судить Кожевникова, который тогда дежурил и выезжал на место кражи. Бородин помнит, сколько сигналов было в те дни, только успевай поворачиваться. Весь личный состав уголовного розыска был поставлен на уши и занимался, можно сказать, только убийствами да изнасилованиями, а до квартирных краж часто руки не доходили.
Бородина тоже подключали к группе по тяжким преступлениям, и дело, которым он занимался полторы недели, только вчера было передано следователю. А сегодня утром Феоктистов, начальник уголовки, вызвал его к себе и обратился совсем не начальственным тоном, а каким обращаются с глубоко личной просьбой:
— Уж ты, Сережа, постарайся, — только что голубчиком не назвал. — Уверен, ты справишься…
Бородин даже кивком не подтвердил этой уверенности начальника. Молча забрал со стола его «скоросшиватель» с материалами по делу и отправился к себе, изучать их содержимое.
Прочитав рапорт Кожевникова, мысленно пожелал, чтобы того приподняло и хорошенько шлепнуло.
— Ты что, красавчик, со свидетелями-то не разговаривал? У тебя одни только фамилии и записаны. А где объяснения?
— Скажи спасибо, что хоть фамилии успел записать! — обиженным тоном отозвался Кожевников. — Только провел поквартирный опрос, а мне уже новую директиву дают: на Викулова надо ехать, старуху там пристукнули. Это которую дочь… Да, такие вот дела: убийство матери заказала родная дочь. Опять же из-за квартиры…
Между тем, гражданка Зверева продолжала наступать на опера. Со всей категоричностью она потребовала от Бородина немедленно предпринять поиски некоего Агаркова Ростислава Антоновича, не имеющего в городе Екатеринбурге постоянного места жительства и работы. А потому в любой момент могущего скрыться от органов правопорядка. Если уже не скрылся. Бородин внимательно посмотрел на даму и спросил:
— У вас серьезные основания подозревать этого Агаркова в краже?
— А вы что думаете! — Зверева ожгла опера взглядом. — Более, чем серьезные, к вашему сведению! Лично у меня нет ни малейших сомнений.
— Расскажите об Агаркове подробнее. Сколько ему лет?
— Тридцать.
— Где работает?
— Я уже сказала: нигде!
— Но ведь на что-то он живет?
— Так называемый свободный художник. Так он сам себя именует. Но я не сподобилась видеть ни одной серьезной его работы. Хотя рисует, надо отдать ему справедливость, весьма недурно. При случае покажу вам свой портрет, который он буквально за полчаса набросал карандашом и, могу сказать, очень удачно поймал момент. У меня лицо не очень фотогеничное, я совершенно не нравлюсь себе на фотографиях, а этот портрет одно время даже висел у меня на стене в рамочке. Потом я, конечно, сняла его и убрала подальше…
— В каких отношениях вы находились с этим Агарковым?
Зверева, слегка покраснев, сардонически усмехнулась: