С самого начала было ясно, что никому в Баккене не понравился этот худенький, хмурый одиннадцатилетний парнишка. Вид у него был какой-то голодный, но жалости и естественного желания приласкать он почему-то не вызывал. Быть может, отчасти из-за того, как он смотрел на них на всех, вернее, наблюдал за ними пристальным, отнюдь не детским взглядом. Наглядевшись вдоволь, он, словно маленький старичок, произносил длинную витиеватую фразу. И надо же ребенку так выпендриваться!
Будь Элис из бедной семьи, было бы легче простить ему все это, но его дорогая одежда, шикарный чемодан и папина машина, на которой его привезли к парому, не свидетельствовали о бедности. Он приехал по объявлению, после разговора по телефону. Фредрикссоны взяли ребенка на лето по доброте душевной и, разумеется, за небольшую плату. Аксель и Ханна давно говорили о том, что городским детям нужны свежий воздух, лес, вода, здоровая пища, и вот наконец решили, что пора действовать. Им еще только предстояла подготовка к летнему сезону, большинство лодок еще лежало в сарае, некоторые из них нужно было привести в порядок.
Мальчик привез хозяйке букет роз.
— Ну к чему было беспокоиться! — воскликнула польщенная Ханна. — Это, поди, твоя мама, Элис, прислала?
— Нет, фру Фредрикссон, — ответил Элис. — Она замужем за другим. Это папа купил.
— Как любезно с его стороны. А что, подождать нас он не мог?
— К сожалению, не мог, у него важная конференция. Он велел передать вам привет.
— Вот как, понятно, — сказал Аксель Фредрикссон. — Тогда садитесь в лодку, поплывем домой. Ребятишки тебя ждут не дождутся. Какой у тебя шикарный чемодан!
Элис объяснил, что чемодан стоит восемьсот пятьдесят марок.
Лодка у Акселя была довольно большая, прочная рыбацкая моторка с кабиной, он построил ее сам. Парнишка не без опаски сел в лодку.
Как только его обдало брызгами, он ухватился за банку и зажмурился.
— Сбавь-ка скорость, слышишь! — велела Ханна мужу.
— Так ведь он может сидеть в кабине.
Но Элис не захотел уходить в кабину и за вею дорогу ни разу не взглянул на море.
У причала их с нетерпением ждали ребятишки: Том, Освальд и малышка Камилла, которую в семье все звали Миа.
— Ну вот, — сказал Аксель, — это Элис, он Ровесник Тому, будете играть вместе.
Элис ступил на мостки, подошел к Тому, подал ему руку, поклонился и представился:
— Элис Грэсбекк.
Столь же церемонно он представился Освальду, на Миу он только взглянул. Она отчаянно захихикала и закрыла рот руками. Они вошли в дом. Аксель нес чемодан, Ханна — корзину с покупками. Она поставила на плиту кофейник, бутерброды были уже готовы. Ребятишки уселись за стол и уставились на Элиса.
— Погодите налетать, — велела Ханна, — Элис — гость, пусть он первый и берет.
Элис привстал, слегка поклонился, взял бутерброд и сказал, что для этого времени года погода стоит необычайно жаркая. Дети продолжали, как завороженные, таращить на него глаза, а Миа спросила:
— Мама, отчего это он такой?
— Умолкни, — оборвала ее мать. — Элис, попробуй лосося. Мы в прошлый четверг поймали четыре штуки.
Он снова привстал и заявил, что удивляется, как это лосось еще водится в такой загрязненной воде. Потом сообщил, сколько лосось стоит в городе и кому по карману его покупать. Им всем как-то стало не по себе.
Вечером Том пошел прополоскать в море помойное ведро, Элис увязался за ним и принялся болтать без умолку про загрязненную воду, про асоциальных элементов, способствующих загрязнению всего земного шара.
— Он чокнутый, — заявил Том. — С ним и говорить-то нельзя. Он только и знает, что нести какую-то муть про загрязнения. Да еще что почем.
— Уймись, — ответила мать, — он наш гость.
— Тоже мне гость! И чего он всюду таскается за мной?
И это была чистая правда. Куда бы Том ни шел, Элис плелся за ним: в лодочный сарай, на берег к сетям, к поленницам дров — словом, повсюду. И все время приставал к Тому с вопросами, например:
— Что это ты делаешь?
— Разве не видишь? Черпак, вычерпывать воду.
— А почему вы не купите пластмассовые ведерки?
— Еще чего! — презрительно ответил Том. — Черпаки удобнее. Только делать их приходится долго, они должны иметь специальную форму.
Элис кивнул с серьезным видом:
— Понятно, да еще с орнаментом! Только жаль такую красивую вещь.
— Это почему?
— Ведь все равно мир погибнет, так и пластмассовые ведерки сошли бы!
И снова принялся болтать про атомную войну и про Бог знает что — без умолку.
Элиса поселили в комнате Тома на чердачном этаже, над кухней, в маленькой комнатушке с наклонным потолком и видом на луг. По вечерам Элис аккуратно и нудно сворачивал и развешивал свою одежду, ставил ботинки ровненько, правый к левому, и заводил наручные часы.
— Послушай-ка, — сказал ему Том, — зачем это ты так стараешься? По-твоему, атомная война может начаться в любую минуту, ну хоть завтра утром. Ведь тогда все полетит к чертям, как огурцы Фриберга.
— Какие огурцы? — спросил Элис.
— Да это просто поговорка такая.
— Что за поговорка? Кто такой Фриберг?
— Ложись-ка спать, хватит придуриваться. Надоела твоя болтовня.
Элис повернулся к стене и замолчал, но Том знал, что он не спит, а продолжает думать о том же самом и долго не сможет молчать. И в самом Деле он затянул ту же унылую песню про отравленное море, загрязненный воздух, про разные воины, про тех, что голодают, про тех, что умирают, про то, что помочь всему этому никак нельзя.