Михаил Грешнов
Цветы Альбароссы
Чудеса начались сразу, как только ракета опустилась на луг. Григорий приземлил ее на воздушной подушке: уже сотню лет инструкция требует при достаточной плотности атмосферы пользоваться компрессорами. Но при любом, даже сверхосторожном спуске воздушный столб срывает верхний почвенный слой, корабль садится в облаке пыли. Здесь ракета села, не подняв с поверхности ни пылинки. Под каждой из ферролитовых лап шасси клонились живые цветы.
Борис и Григорий смотрели на них сквозь стекла иллюминаторов.
- Давление воздушной струи - четыре тонны на сантиметр, - сказал Григорий. - Можно было бы раздавить слона...
Цветы оставались целыми, нежными, с полупрозрачными лепестками.
Датчики показывали наличие кислорода, двадцать два градуса тепла по Цельсию и отсутствие в воздухе биогенных носителей.
- Прямо-таки не терпится потрогать цветы руками! - ответил Борис. Выйдем!..
- Подожди, - Григорий включил приемник.
- Зачем? - Борис поднял недоумевающий взгляд. - За восемь часов облета хоть бы кто-нибудь охнул на наши вызовы...
- А что мы теряем? - сказал Григорий, глядя, как наливается зеленью индикатор. Борис недовольно сопел у него над ухом, ему не терпелось ступить на почву планеты - вечно жгучее желание открывателей.
Верньер медленно, не считаясь ни с чьим желанием, двигался по шкале УКВ. В диапазоне четырех метров он наткнулся на звон.
- Слышишь? - спросил Григорий, останавливая планку и оборачиваясь к Борису.
- Что-то новое!.. - воскликнул Борис.
- Новое, - согласился Григорий.
- Поет планета?..
Из решетчатого кружка динамика лился непрерывный, настойчивый звон. Казалось, что звенит рой возбужденных ос. Или миллион серебряных колокольцев...
Планета была открыта лет тридцать тому назад - в пересчете на земные обыкновенные годы. Световые ракеты смяли обычное время, сделали его частным временем каждого корабля. Они же показали полную непригодность гигантских космических лайнеров, которыми увлеклось человечество в начале двадцать первого века. В Пространстве лучшими показали себя небольшие ракеты, с экипажем в два-три человека. Когда снаряжалась комплексная экспедиция, объединялось до двадцати кораблей. Впереди ставились заслонные керамитовые ракеты, которые рассекали облака пыли, прокладывали туннель последующим, идущим за ними в нитку.
Даже в двадцать втором столетии человечество еще приглядывалось к Пространству. Полеты были трудными, как плавание на каравеллах, уходивших когда-то путями Колумба и Магеллана. Космос не давал человеку ни уютного света кают-компаний, ни широких экранов. Каждый полет требовал от космонавтов работы, выносливости, невероятной смелости и физической силы.
Седьмая комплексная экспедиция была направлена к Ригелю Ориона в 2111 году. У небольшой белой звезды, в четырнадцати парсеках от Солнца, экспедиция открыла голубую планету с удивительно постоянным фоном: в атмосфере не было облаков, поверхность планеты казалась ровной, как бильярдный шар. Об открытии сообщили на Землю, попросили назвать планету Зарей. Понравился цвет: планета, наверно, была покрыта водой или синим туманом. Оказалось, что Заря есть уже в Кассиопее, а вторая Заря - в Павлине. В Космографическом Центре попробовали перевести название на латинский, на близкие к нему языки и в древнем провансальском нашли замену: Альба - рассвет. Но и здесь открывателям не повезло: Альб оказалось шесть... Выход все же нашли: планете дали название Альбаросса.
Это Седьмую звездную удовлетворило. Но исследовать планету тогда не удалось - слишком далеким был путь до Ригеля. Исследование было поручено Девятой комплексной, тоже посланной к Ориону. Флотилия замедлила ход, кроме ракеты Григория Ломма: ему на исследование было дано сорок часов. А потом предстояло догонять экспедицию в течение двух недель. Так навигатор Ломм и механик Борис Рожков оказались на Альбароссе.
Планета действительно была синей, как весеннее небо. Но не океан и не дымка придавали ей синеву: от экватора до полюсов планета оказалась покрытой цветами.
- До безумия хочется подержать их в руках... - говорил Борис, налегая на рычаг гидросистемы, открывавшей выходной люк.
- Сейчас, сейчас... - сдерживал Григорий нетерпение друга.
Подъемник опустил их на цветочный ковер. Кабина открылась автоматически. Борис и Григорий вышли, не закрывая, однако, за собой дверь.
Ни один, ни другой не знали, что ожидает их.
Борис тотчас опустился на корточки. Цветы были обыкновенные - синие колокольчики. Нет, не обыкновенные: их нельзя было сорвать - невозможно переломить стебель.
- Проволокой прикручены?..
Борис рассматривал красную полоску на пальцах. Как обычно, он потянул стебель к себе, цветок наклонился, Борис ощутил на руке влажность его лепестков. Но сорвать цветок не удалось: стебель, как струна, резал пальцы. Сейчас Борис дул на медленно бледнеющую полоску.
- Попробуй! - кивнул он Григорию.
Тот ничего не ответил, думал, что Борис дурачится: светлый прозрачный воздух, пьянящий большим количеством кислорода, солнце, синяя даль, похожая на спокойное море, рождали мальчишеское желание пуститься с Борисом вперегонки, плюхнуться в колокольчики и, задрав рубаху, подставить спину теплому солнцу.
