Глава первая
Новый, старый человек
– Сева, пора идти дальше, хватит жить войной. Два года прошло, а ты все там. Посмотри на себя, ты опустился окончательно, я уже не помню, когда видел тебя трезвым. – С этими словами хорошо одетый крепкий мужчина лет тридцати поднялся со скамейки и бросил в урну пустой пакет из-под сока. Помолчав, продолжил: – И выглядишь как бомж: одежда мятая, ботинки грязные… ты когда крайний раз брился?
Всеволод Бураков посмотрел на говорившего мутным похмельным взглядом, поскреб подбородок, пытаясь понять, о чем говорит его собеседник. Рука наткнулась на густую и длинную поросль: еще не борода, но уже и не щетина.
– Не помню, – буркнул Всеволод.
– Бур, ты меня беспокоишь.
– Балаган, ты мне денег дашь? – игнорируя слова собеседника, спросил Бураков.
– Не дам. Не потому, что нет, и не потому, что жалко, поскольку для тебя – не жалко. А потому, что ты снова будешь пить.
– Буду, – согласился Всеволод. – Ну не дашь, я сам найду. – Он потер виски и поднялся со скамейки. – Знаешь, Дима, я просто уже не могу иначе. Я и здесь никому не нужен, да и там – уже не нужен.
– Ты мог остаться в армии, никто не просил тебя стрелять в генерала.
– Ребята просили. Те, кто в Грозном остался, просили этой сволочи откормленной привет передать.
– Сева, их не вернуть, они уже погибли. Знаешь, вряд ли бы они одобрили то, как ты живешь. Мы с тобой прошли этот ад, пора двигаться дальше. Давай я перетру с шефом, и пойдешь к нам водителем или охранником. Только уговор – не пить.
– Нет, Дима, холуем быть еще хуже. Я лучше сопьюсь. Дашь денег?
– Не дам, – после небольшой паузы ответил мужчина. – Знаешь, я тебе твои слова прощаю только потому, что прошли мы с тобой через многое, и я могу понять твое состояние.
– Балаганов, а ты-то кто есть? – неожиданно твердым, уверенным голосом спросил Всеволод. – Ты чем занимаешься? Бандюгану двери открываешь и шлюх заказываешь? Из-за таких, как он, мы в этой жопе очутились. Духи хотели сами свою нефть продавать, а нашим буржуям это не понравилось. Ты когда последний раз в Чечне был? Не говори, я сам скажу, ты позавчера вернулся, на нефтеперегонный ездил, часть которого твоему шефу принадлежит. С нохчами базарил. С теми самыми, которые в нас стреляли. Мы должны были весь этот сраный город с землей смешать, но смешать так, чтобы нефтеперегонный стоял целехонький. И не смей говорить мне, что я ошибаюсь. Ты работаешь на того, кто подвел под монастырь сотни молодых пацанов и нас… сильно умных. Так что заткнулся бы ты лучше.
Дима резко встал, руки сжаты в кулаки, даже костяшки побелели.
– Ты переходишь все границы, – с расстановкой произнес он.
– Давай, Диман, двигай, – ухмыльнулся Всеволод. – Да и неправ ты насчет границ, я еще бельгийско-турецкую не переходил.
Дмитрий сплюнул и, развернувшись, решительно зашагал прочь, туда, где его поджидал черный великолепный «Bentley». Его душила злость и обида, но где-то на задворках разума металась одинокая мысль: чертов Бур прав. Был ты, Дима, боевой офицер, а стал… холуй.
Когда фигура бывшего сослуживца скрылась из виду, Всеволод тяжело поднялся со скамейки. Задача раздобыть денег не была выполнена и на данный момент была невыполнима. В квартире, которая осталась от родителей, было пусто. Все, что можно пропить, уже пропито, остались голые стены с грязными обоями, две табуретки, шатающийся кухонный стол и горы неоплаченных счетов. Всеволод был уверен, что квартиру он скоро потеряет, свет ему уже отключили. Сумерки сгущались. В парке зажглись фонари, тихие аллеи наполнялись молодежью.
– Эй, бомжара, проваливай отсюда, – послышался справа молодой наглый голос.
Всеволод обернулся. Рядом с лавочкой остановилась компания подростков. Пятеро парней и три девки. От них ощутимо разило спиртным, в руках крепкого паренька был пакет, в котором лежало несколько бутылок. Всеволод смерил их злым, завистливым взглядом и, сгорбившись, пошел прочь.
– Стоять, – раздался в спину наглый окрик. – Ты на кого, сука, глаза поднял?
Пьяная компания почувствовала кровь, от которой такие вот подонки пьянели сильнее, чем от алкоголя. Тем более что перед ними был опустившийся на самое дно социальной ямы человек. Никто не заступится, даже если сейчас они его дружно запинают ногами.
– Зверье, – прошептал Всеволод, но не остановился.
Сзади послышались быстрые шаги. Его кто-то догонял. Мощный пинок по пятой точке отправил спившегося офицера на асфальт.
– Я тебе что сказал, урод? Меня слушать надо, – и парень с крашеными волосами нанес мощный удар по почкам.
И тут Всеволод словно очнулся. Он давно уже забыл состояние ярости боя, для окружающих его людей он стал обычным тихим пьяницей. Но были и те, кто ещё помнил его как старшего лейтенанта Всеволода Буракова, а боевики прекрасно знали его по позывному Бур. А еще они знали, что Бур в плен не сдается и пленных не берет.
Каблук высокого десантного ботинка, пусть и старого, но все такого же крепкого и тяжелого, как и в тот день, когда его сделали, впечатался в промежность малолетнего подонка. Следом – великолепная подсечка и удар на добивание, как на тренировке.
