Не прошло и сорока лет после появления испанских завоевателей на Американском континенте, а систематическое истребление туземцев уже шло полным ходом. Этот геноцид почти не требовал усилий, ибо в Новом Свете привычные для европейцев болезни, такие, как оспа, корь, свинка, грипп, известны не были, и они стали быстро косить туземное население, не обладавшее иммунитетом к ним. Те, кто не погиб от болезней (а выжило, по-видимому, не более десяти процентов населения), были с жестокостью покорены и обращены в рабство. Города были разрушены, а жители согнаны в невольничьи лагеря. Все средства, и в первую очередь пытки, были пущены в ход, чтобы заставить оставшихся в живых туземцев отказаться от собственной культуры и принять культуру покорителей-европейцев.
На юго-восточной оконечности Мексики, на полуострове Юкатан, миссионер-францисканец по имени Диего де Ланда был шокирован, обнаружив, что религиозные верования индейцев майя включают в себя поклонение змее и человеческие жертвоприношения. Преисполнившись решимости искоренить это языческое варварство, Ланда принялся за разрушение храмов, уничтожение скульптур, фресок и вообще любых предметов с намеком на культовую принадлежность. При этом он не только отнял у майя их религиозные символы, но и лишил современных историков возможности отыскать ключи к расшифровке сохранившихся иероглифов, рассказывающих об исчезнувшей древней цивилизации.
Апофеозом разрушительной деятельности Ланды стали события в городе Мани, где он обнаружил огромную библиотеку рукописей майя. Эти невосполнимые тексты, сложенные гармошкой, «не содержали ничего иного, кроме явных суеверий и дьявольской лжи», как сообщал Ланда. «Мы все это предали огню».
Мы все это предали огню.
В наши дни любитель древности стонет в отчаянии перед безапелляционной и ограниченной самоуверенностью, выраженной в этих словах. Во все времена сжигатели книг походили на Ланду и выражением лица: те же поджатые губы, прищуренные глаза, выдвинутая вперед челюсть — мина абсолютной убежденности в своей правоте. Но Ланда ошибался.
Он ошибался в нескольких отношениях.
Помимо того, что Ланда называл ложью, рукописи содержали еще и бессмертные исторические и философские истины.
К тому же не все рукописи оказались уничтоженными. Три из них были привезены в Европу и ныне признаны бесценными.
Они известны как Дрезденская, Мадридская и Парижская рукописи и находятся соответственно в библиотеках в Дрездене, Мадриде и Париже. Четвертая, называемая рукописью Гролье, попала из Мексики в США и хранится в одной из частных коллекций.
Однако ходят упорные слухи, что существует еще и пятая рукопись, что она является подлинником, содержит больше истин, чем какая-либо другая, и среди них одну истину — самую главную.
Современный человек может задать себе вопрос, какова была бы реакция брата Ланды, если бы можно было вызвать его из преисподней и сделать свидетелем кровопролития, которое если не по масштабам, то по степени насилия ничуть не уступает тому, что творил он сам в XVI веке, кровопролития, которого могло и не произойти, если бы Ланда либо вовсе не начинал своей инквизиторской деятельности, либо действительно был профессионалом, каковым себя считал, и довел свою сатанинскую работу до конца. Мани, название города, где Ланда нашел и уничтожил рукописи, на языке майя означает «кончено».
Но на самом деле все только начиналось.
— Я отлично понимаю, что всем вам хочется услышать о человеческих жертвоприношениях, — сказал профессор, придав своему взгляду подходящий к случаю озорной блеск, который как бы говорил слушателям, что изучение истории вовсе не требует от них отказываться от чувства юмора. Всякий раз, начиная читать этот курс — а занимался он этим вот уже тридцать лет, — профессор неизменно произносил одну и ту же фразу, в ответ на которую неизменно получал одну и ту же реакцию (он на нее и рассчитывал): по аудитории прокатывался смех, студенты одобрительно переглядывались и усаживались поудобнее.
— О том, как у девственниц вырезали сердца, или как их сбрасывали со скал в колодцы, и тому подобном.
Он сделал отметающий жест рукой, который должен был показать, насколько хорошо он знаком со всеми подробностями человеческих жертвоприношений и как ему уже наскучил этот предмет. Глаза его вновь озорно блеснули, и смешки в аудитории стали громче. Профессора звали Стивен Милл. Ему было 58 лет, он был невысок, худощав, у него были редеющие седые волосы и тонкие усики цвета соли с перцем, он носил бифокальные очки в тонкой квадратной металлической оправе и коричневый шерстяной костюм, пропахший трубочным табаком. Его любили и уважали и коллеги, и студенты, и теперь, когда начался отсчет последних семидесяти минут его жизни, утешением — если вообще уместно говорить об утешении в подобном случае — могло служить то, что он умрет, занимаясь делом, которое доставляло ему самую большую радость, — рассказывая о предмете, целиком его поглощавшем.
— Впрочем, майя не очень любили приносить в жертву девственниц, — добавил профессор Милл. — Большая часть скелетов, извлеченных из священных колодцев, которые, кстати, называются сенотами, — вам пора уже начинать вплотную знакомиться с нашей терминологией, — принадлежат людям мужского пола, причем главным образом детям.
