Весной в гости к Сереге Ветрову приехал дедушка. Специально посмотреть новую квартиру. Дедушка ходил по квартире, и все ему нравилось. Он садился в мягкие кресла, тихонечко подпрыгивал, прикрывал от удовольствия глаза и творил: «Мягко… Как на перине…»
Дедушка включал люстру и зажмуривал глаза, глядя, как ярко горят четыре лампочки в хрустальном абажуре.
Серега и родители ходили следом, переглядывались и пересмеивались. Такой старый дедушка, вся голова белая, а как маленький. Вон кран с водой холодной открыл, потом с горячей. Ладонь намочил. В сопровождении Сергея пожелал вынести в мусоропровод ведро. Совсем пустое ведро. В нем только яичная скорлупа да смятая коробка из-под сахара-рафинада. Дед высыпал мусор и прислушался, как летит, шурша, с пятого этажа по мусоропроводу коробка.
— Чудеса! — качал головой дед.
Серега понимал деда. Ведь всю жизнь жил дед в деревянном доме. Топил печку дровами, носил воду из колонки на коромысле, жег мусор в железной бочке, а золу рассыпал по огороду. Вот и удивляется он городской квартире, как удивлялся бы Серега, попав на борт космического корабля.
Когда дед завершил осмотр, сели обедать. Ели картошку с солеными грибами и бочковые огурцы. Дедушкины гостинцы.
— Да, хорошо пожить в таком доме… — сказал дед. — Только совсем облениться можно. Вода из крана течет, плита сама греется. Гвозди для занавесок, и то строители прибили. Женщине стирка-уборка, а мужику — совсем пропасть… А, Пашк?.. У тебя скоро брюхо через ремень висеть будет. Станут звать пузаном!
— Не станут… — засмеялся отец. — Я по утрам бегаю!
После обеда дед в окошко глядел. Расстроился, что по улице проехало сразу три «скорых помощи». Сказал, что без свежего воздуха и работы народ ослаб. Болеет. Похвалил девочку, которая возле подъезда голубей пшеном кормит. Помолчал, а потом говорит:
— Двор-то какой пустой… Взгляд остановить не на чем…
— Так дом-то новый совсем… — успокоил его отец. — Переселились только. Вес наладится. Детскую площадку построят, турник. Домоуправление деревья посадит…
— Ой, Пашка… — сморщился дед. — Ой, стыдно тебя слушать! Будто ты не на Агафоновке вырос, а в господском дому. Ты ж таким не был. Помнишь, мальчонкой-то в сарае строгал, и грядка своя у тебя была в огороде. И козлят пас, когда еще в школе не учился… А теперь… ждешь, когда чужой дяденька придет и у тебя под окошком дерево посадит!
Сереге смешно было наблюдать, как дед его отца, главного инженера большого завода, ругал, как маленького, и называл Пашкой. Отцу неприятно было, что дед так разговаривает с ним при Сереге. Он встал со стула и начал из угла в угол ходить. Он всегда так ходил, если нервничал.
— Это тебе, папа, не Агафоновка! — сердито сказал он деду. — Тут дерево нельзя сажать, где хочется. Архитектор двор спланировал. Где песочница, где столбы для бельевых веревок, где газоны — все на бумаге нанесено…
— Ну, Пашка, ты и жук… — оборвал его дед и пошел в прихожую.
Возмущаясь, кряхтя и качая головой, дед натягивал ботинки.
— Папа, ну что вы обиделись на такую мелочь? — испугалась Серегина мать.
— Я обиделся? — поднял брови дед. — Я и не думал обижаться. Просто у нас с Сергеем дела…
Сергей сунул ноги в кеды и через секунду стоял рядом с дедом. Ему нравилось, что у них с дедом бывают секреты. Никто сейчас не сможет догадаться, куда они идут. Мать с отцом, отодвинув занавеску на кухонном окне, будут смотреть вслед и теряться в догадках. И ни за что не догадаются, что дед с внуком пошли на рынок покупать саженцы.
Дед вошел в трамвай, как на агафоновскую улицу. Поздоровался, начал со всеми заговаривать, будто видел не впервые, а знал сто лет. С каким-то малышом, который плакал на весь вагон, начал играть в «козу рогатую». Сереге даже неудобно за деда стало. Все едут сами по себе, молчат, книжки читают, в окна смотрят, а дед смеется и разговаривает. Они проехали всего четыре остановки, а какой-то дядька в соломенной шляпе уже успел пригласить деда в гости с ночевкой. Чтобы встать на заре и сходить на рыбалку. У этого дядьки свой дом за рекой. Дед записал его адрес на пачке папирос и простился, как с родным.
Вторник — день не базарный. На рынке не было столпотворения, но торговля потихоньку шла.
Забыв про саженцы, дед застрял у ворот возле тетки, которая держала на руках толстого рыжего щенка. Дед брал щенка за каждую лапу, как будто здоровался. Он заглядывал ему в пасть и приговаривал:
— Ой, пес… Ой, друг… Сильный пес будет. Нёбо черное, злой…
— Купите… — с надеждой предложила тетка. — Акбаром звать, и прошу недорого три рубля!
— Я бы такого за пятерку взял… Да у меня дома две. Взял бы и третью до кучи, если бы не самолетом лететь…
Дед с большим сожалением расстался с рыжим щенком и пошел дальше. Мимо рядов с первой редиской в конец рынка, к саженцам. Он хотел купить черемуху.
— Черемушка, Серега, самое лучшее дерево… Душу греет. Сколько про нее песен написано…
Но саженцы продавал только один мужик. Смородиновые кусты, завернутые в мешок. Мужик был одет в старый военный плащ и кирзовые сапоги. Грязь на сапогах высохла и потрескалась. Видно, вез смородину он издалека, а никто покупать ее не торопился. Мужик устал. Повернувшись спиной к своему товару, он лузгал семечки из бумажного кулька. И смородина устала. Новенькие листочки поникли, съежились, будто задумали спрятаться обратно в почки.
