Дни Вселенной были сочтены, и род человеческий, оказавшись на Краю Времени, принялся беспечно транжирить наследство, завещанное заботливыми праотцами. Обладатели колоссального капитала превратились в лицедеев на подмостках угасающей планеты. Пленники причудливых фантазий и нелепых прихотей, люди жаждали творить прекрасные уродства. Да и что им оставалось делать!
Накопленные миллиардами лет ресурсы пускались на ветер с шокирующей экстравагантностью, способной привести в смятение умы рачительных пращуров. В прежние века чудовищная расточительность беззаботных потомков создала бы им недобрую славу растленных декадентов. Но даже если обитатели закатного будущего не сознавали, что живут в Конце Времени, некая интуиция лишала их интереса ко всякого рода идеалам и убеждениям, предотвращая конфликты, из подобных вещей произрастающие. Они предавались эстетике парадокса, исповедуя и воспевая лишь одну философию – философию чувственности. Каноны суровой морали давно канули в Лету, предоставив человеку полную свободу. Неискушенные, они любили, не ведая страсти, соперничали, не ведая ревности, враждовали, не ведая ярости. Замыслы, часто грандиозные и неподражаемые, воплощались без одержимости и забывались без сожаления людьми, не ведавшими страха смерти, потому что смерть была редка и жизнь могла оборваться только тогда, когда умрет сама Земля.
Эта история о всепоглощающей высокой страсти, овладевшей одним из лицедеев – к его собственному удивлению. Именно поэтому мы решили поведать ее, вероятно, последнюю в анналах рода человеческого, не намного отличающуюся от той, что принято считать первой.
Что дальше? История Джерека Карнелиана, несведущего в тонкостях морали, и миссис Амелии Андервуд, неукоснительно следующей ей.
Глава первая
БЕСЕДА С ЖЕЛЕЗНОЙ ОРХИДЕЕЙ
Разузоренные в тончайшие оттенки светло-кофейного, Железная Орхидея и ее сын возлежали на кремовом пляже из размолотой кости. Поодаль мерцало и шелестело молочное море. Был полдень.
Между Железной Орхидеей и ее сыном, Джереком Карнелианом, покоились остатки ленча. Блюда слоновой кости были наполнены бледной рыбой, картофелем пастельных тонов, меренгами и ванильным мороженым. В самом центре этого натюрморта в светлых тонах ярким мазком желтел лимон.
Железная Орхидея улыбнулась янтарными губами и, потянувшись за устрицей, поинтересовалась.
– Любовь моя, что значит «добродетельный»?
Ее совершенной формы рука, чуть припудренная золотом, на секунду замерла над устрицей, а затем отстранилась. Она прикрыла ладонью легкий зевок.
Джерек вытянулся на мягких подушках. Его клонило ко сну от обильной трапезы, но он послушно ответил, поддерживая беседу.
– Я не совсем постиг значение этого слова. Ты ведь знаешь, о самый экстазный из минералов, я изучал язык тех времен довольно прилежно и отыскал все уцелевшие рукописи. Мне нравится этот древний язык, хотя я до сих пор не улавливаю всех его тонкостей. В словаре я нашел, что «добродетельный» – это «поступающий по законам морали, с нравственной прямотой, добрый, справедливый, праведный». Но это ничего не объясняет.
Он взял устрицу. Позволил ей соскользнуть в рот. Устрицы были открытием Железной Орхидеи, и Джерек с восторгом принял ее предложение встретиться на пляже, дабы их отведать. Она сотворила немного шампанского, но оба решили, что шампанское им не по вкусу, и беззаботно вернули шипучий напиток в атомы, его составляющие.
– Во всяком случае, – продолжил Джерек, – мне хотелось бы испробовать чуть-чуть «добродетели». Судя по всему, сюда входит и «самоотречение». – Заметив в ее глазах вопрос, он тут же добавил, – это означает «не делать ничего, доставляющее удовольствие».
– Но ведь абсолютно все, о мое бархатное тело, скрывающее кости из стали, способно доставлять удовольствие?
– Верно, в этом-то и заключается парадокс. Видишь ли, мама, древние делили свои ощущения на различные категории, некоторые из которых, похоже, приятными не находили. Или, напротив, считали их чересчур приятными, и оттого были недовольны. О, дражайшая Железная Орхидея, я вижу, что ты готова забыть все это. А я часто прихожу в отчаяние, пытаясь разгадать загадку. Почему одна вещь считается достойной, а другая – нет? Но… – его красивые губы сложились в улыбку, – рано или поздно я решу проблему, – и он опустил отяжелевшие веки.
– О, Карнелиан!
Железная Орхидея тихо засмеялась и потянулась к нему через скатерть. Изящные руки скользнули под его свободные одежды, лаская молодое тело.
– О, мой дорогой! Какой ты сладкий! Как ты зрел и полон жизни!
Джерек встал, перешагнул через скатерть, и подарил своей матери медленный поцелуй. А море вздохнуло.
Когда, все еще в объятиях друг друга, они очнулись от дремы, было утро, хотя ночь не наступала. Видно кто-то, удовольствия ради, менял ход времени.
Джерек заметил, что море стало розовым, затем почти вишневым, и ужасно дисгармонировало с пляжем, а на горизонте скала и две пальмы исчезли. На их месте стояла серебряная пагода высотой этажей в двенадцать и сверкала в лучах утреннего солнца.
