— Ты слышал когда-нибудь рассказ про старика и море? Не торопись, присядь и послушай.
Этот чудесный рассказ полон раздумий о человеческой судьбе, но очень содержательный рассказ. Не я его придумал. Мои гораздо длиннее и лишь мимоходом касаются того, что скрыто в глубине человеческого сознания. Но если ты не хочешь, то иди, я не буду приставать к тебе с этим рассказом. Люди моего возраста, мне кажется, заслужили рассказывать свои истории в ущерб более молодым, и пусть черти приберут всех критиков, если я не прав. Мне нравятся мои сюжеты… Что с моей ногой? Это старая, жуткая история, по-моему, она тебе понравится. Ты любишь кровь? Я расскажу тебе о своих приключениях — возможно, этот рассказ тебе пригодится и поможет лучше разобраться в жизни и понять то, что большинство понимает, стоя на краю могилы. Возможно, услышав ее, ты задумаешься о смысле жизни, пусть мы и живем в жуткое время, а задумываться о смысле жизни тяжкое бремя, которого я не пожелал бы и врагу. Я очень хочу, чтобы ты заполнил мою карточку, это для того, чтобы ты не сбежал, не расплатившись за мой рассказ. Спасибо. Остерегайся нищих, помни, что у некоторых из них кредитный счет больше, чем тебе удастся заработать за всю оставшуюся жизнь. Эти нищие выгодно торгуют своими увечьями. Но я честный нищий! Пусть из-за этого мне будет хуже… Да, единственный источник моего существования — милостыня, при условии, что мою жизнь вообще можно назвать существованием. Я помню все! Нога… Чтобы понять мою историю, придется вернуться на полвека назад и на полсектора в сторону, если у Вселенной есть стороны… Это случилось задолго до переворота, изменившего Мир. В те времена Мир еще не вступил в Сообщество. Собственно, Переворот был свершен ради вступления… Квесторы, стремящиеся к вступлению с оружием в руках, добились своего и, свергнув Объединение, силой присоединили к Сообществу Мир. Тогда и началась моя история.
Многие повести начинаются сожидания… Моя не будет исключением. Но когда ты ждешь смерти и лежишь на земле, любя жизнь, ты, можетбыть, впервые замечаешь, как прекрасен мир… Лежишь, слушая приближающийся топот копыт коня князя тьмы, чувствуешь, как подковы безжалостно высекают искры с поверхности мозга, и знаешь, что еще миг — и смерть сойдет с небес, и невозможно остановить ее разящий удар — это ожидание самое долгое и тяжелое. Минуты растягиваются в часы, часы невообразимого ужаса. Попробуй представить себе все ужасы, суммируй их чешуйчатые, покрытые коростой, морды и получишь те полтора дня, которые я провел тоща в горной долине в Доминиканах. Там… — скорее всего, это били последние часы, из которых я смог извлечь хотя бы какую-то пользу для себя.
Все случилось спустя несколько часов после уничтожения Дакоты. Когда все находившееся там превратилось в одно большое месиво. Никто не знал, что случилось. Связь не работала.
В те времена я был молод и сражался на стороне Квесторов. Мы не знали, что предпримет Объединение, и не имели ни малейшего представления, как нам отвечать на его акции. Отряды бесцельно передислоцировались с места на место. Казалось, что мир сошел с ума и вся планета охвачена паникой.
Доминиканская Дакота неожиданно превратилась в невообразимое, семидесятимильное поле безумия. Сверху это поле накрывали зонты кипящего радиоактивного пепла, который, кружась, взмывал в стратосферу, а затем опадал на землю. Ночью на затянутом тучами небе играли огненным светом зловещие зарницы — отблески кипевшего, раскаленного шлака. Эти зарницы посеяли панику среди воскресших из Сред. Вряд ли они когда-нибудь так волновались.
Предсказать результат битвы было невозможно. Мы считали, что у нас превосходство… и победа над Объединением близка. Но одновременно нам было известно, что Квесторы на уничтожение Дакоты израсходовали почти весь огневой потенциал и у нас попросту нет средств для нанесения сколько-нибудь ощутимого удара по силам Объединения. Если они выжили после первого удара, уничтожившего Дакоту, то нам следовало готовиться к смерти.
«Бойся Бога» — есть такая старая поговорка. Я осознал ее смысл там, под Дакотой. Там, в этом огненном аду, для Бога не было места, но я видел огонь, льющийся с небес, и широко распахнутую землю, ждущую насилия, это было жутким знамением… Наверняка не найдется человека, способного, увидев весь этот ад, остаться равнодушным. Сегодня не многие знают, что там, под Дакотой, мы были как никогда близки к уничтожению Мира.
В ту ночь мы жались — наш взвод — за высокими холмами в Доминиканах, надеясь, что достаточно удалены от центрального штаба и ничто не хлопнется с неба на наши грешные головы. От стены, в которой совсем недавно красовался город Дакота, нас отделяло миль двадцать изрядного предгорья. Но, несмотря на значительное расстояние, грунт под нашими животами дрожал, словно в ознобе. Мы могли отступить, но убежать от этого кошмара было невозможно… Мы были обязаны смотреть на деяние рук своих. Так мы решили молча, без лишних слов…
Мы были обязаны смотреть на этот ад, это было как искупление… иначе, мне кажется, потом, когда бы все кончилось, никто из нас не смог бы считать себя по-прежнему человеком. И мы смотрели… два долгих часа, превратившихся в один страшный миг. Смотрели все, от начала до конца. Зрелище походило на фотографию времени, на которой все слилось в единое: боль, ярость, бессилие, ужас — и одновременно всего этого словно и нет, просто дурной сон, проснемся, и все… нет никакого ада…
