В уютной, освещенной лампой гостиной было тихо. Опустив на колени вышивание, Шарлотта задумалась. Но когда стоящий у камина Эдвард стал нервно постукивать по каминной полке фотографией в плюшевой рамке, она подняла на него вопрошающий взгляд. По решительному выражению его лица она догадалась, что сейчас произойдет нечто важное — кажется, Эдвард готов сделать ей предложение.
С надеждой Шарлотта оглянулась на застекленную дверь, задернутую кружевной занавеской, за которой виднелась фигура ее матери, снимавшей с полки большую коробку с чаем для покупателя. Появись она сейчас в гостиной, наверняка Эдвард смутится, и между ними все останется по-прежнему. Но, несмотря на поздний час, в лавке слышались голоса покупателей.
Шарлотта не ошиблась: Эдвард торжественно предложил ей руку и сердце. Она находила молодого человека весьма положительным и целеустремленным, была уверена, что, начав со скромной должности клерка, в конторе чиновника по судебному надзору, он скоро добьется повышения и что в замужестве с ним ее ждёт спокойная и обеспеченная жизнь, и все же… все же…
— Эдвард, я весьма польщена предложением выйти за тебя замуж, но, понимаешь, сейчас, когда родители приняли решение эмигрировать в Америку и уже строят различные планы…
— Но Шарлотта! Именно поэтому я и сделал тебе предложение, пока ты сама не начала строить планы. Незачем тебе ехать в Америку, когда ты можешь остаться здесь и стать моей женой.
— И оставить маму с папой одних… чтобы они без меня отправились в такую даль?
— Но ведь когда-нибудь ты все равно их оставишь… когда выйдешь замуж, — резонно заметил он.
Эдвард, конечно, прав: когда-нибудь она выйдет замуж, но… Словно ища поддержки у привычных предметов, с детства окружающих ее, Шарлотта обвела взглядом небольшую гостиную. Вот старинная семейная Библия на маленьком столике, вот знакомые гравюры на стенах — на одной королева Виктория совсем юная, а на другой она постаревшая вдова, а вот на потемневшем от времени буфете зеленое фарфоровое блюдо с изображением летящих журавлей, на котором горка увядших Лепестков лилии. Как все это ей мило, памятно и дорого! Если она выйдет замуж за Эдварда, то поселится с ним в большом доме всего в полумиле отсюда, где тоже будет гостиная, похожая на эту, может, немного более современная и нарядная. Однако при мысли о громадном океане, который будет отделять ее от родителей, ей стало не по себе. Впрочем, если бы она по-настоящему любила Эдварда, наверное, сейчас она чувствовала бы себя иначе…
Но она не решилась высказать Эдварду свои сомнения, равно как и некоторые причины, по которым ей не хотелось оставлять родителей, и втайне обрадовалась, когда в гостиную неожиданно вошла ее мать.
— Наверное, вы уже проголодались, — оживленно сказала миссис Лаури Эдварду, доставая из комода безупречно чистую скатерть. — А ну-ка, Шарлотта, отнеси поднос отцу. Ему давно уже пора принять лекарство от кашля.
Как всегда, от миссис Лаури веяло энергией и деловитостью, и, поспешно обведя взгляд от огорченного лица Эдварда, Шарлотта поднялась. Узнай мать о ее уклончивом отказе Эдварду, она, конечно, сочла бы ее неразумной и недальновидной.
Шарлотта застала отца в постели. Подняв взгляд от газеты, он посмотрел на дочь через пенсне.
— Недолго уже осталось ждать, когда сельскохозяйственные рабочие получат право голосовать, — задумчиво произнес он. — И тогда землевладельцы уже не смогут безраздельно распоряжаться своими работниками. Это же вопиющая несправедливость, когда городским жителям разрешают голосовать, а…
— Папа, дай мне поставить поднос, а то суп остывает!
— А… уже время ужина! — Мистер Лаури отложил газету.
Шарлотта улыбнулась. Она подозревала, что его «бронхит» был обычной простудой и что отец просто пользуется этим предлогом, чтобы, не работая в лавке, наслаждаться чтением любимых газет.
Никогда она не призналась бы Эдварду в своих сомнениях относительно того, удастся ли отцу добиться в Америке большего успеха, чем здесь, в Хаддстоуне, ведь при его добродушии, отсутствии деловой хватки и скорее созерцательном, чем практическом складе ума вряд ли у него на новом месте появится больше возможностей разбогатеть. Если бы этот переезд не был задуман ради ее матери… Вздохнув, Шарлотта заправила салфетку ему за воротник и поудобнее подоткнула подушки за спину.
— Папа, там пришел Эдвард.
— Да, — равнодушно заметил мистер Лаури, набирая полную ложку супа.
— Эдвард нам очень помогает, — напомнила она отцу. — Он уже обсуждал с мамой, как выгоднее продать дом и лавку, и, если до отъезда вы не успеете все оформить, Эдвард проследит, как вырученные от продажи деньги выгодно поместить в банк, и сам закончит все дела.
Отставив тарелку из-под супа, мистер Лаури осматривал кусок жареной рыбы.
— Эдвард, конечно, парень знающий, но нам незачем оставлять здесь деньги — мы уже сюда не вернемся. Уехал же твой дядя Том в Америку, и смотри, как он там разбогател. А мы не хуже его. И кто знает, может, ты выйдешь замуж за миллионера, — улыбнулся он.
— Там даже тротуары вымощены золотом, да, папочка? — Шарлотта поцеловала отца в лоб. — А пока прими лекарство.
