С чего все началось?
Все началось с крохотной чашечки, что привез отец летом 54-го из
Ессентукков. По вокзальной площади плыл белый свет и с подножки вагона то ли спрыгнул, то ли быстро сошел во всем белом отец.
Чашечка с курорта предназначалась мне. Наискосок ее переливалась серебристыми вавилонами надпись "Любимому Бекетаю". Рядом – прописанный тем же вензелем орел на скале.
Много посуды перебилось в нашем доме. Вот только чайная чашечка с махонькой ручкой уцелела чуть ли не до 65-го года. Не раз ее роняли на пол, по неосторожности любопытства на прочность неоднократно проверял чашечку и я. Все было нипочем посудинке. С годами надпись вместе с орлом на скале поблекла, позже и вовсе стерлась, но в семье ее продолжали называть "Любимому Бекетаю".
Жили мы до конца 55-го на окраинной улице Алма-Аты. Дом, где мы обитали, отец купил недостроенным. Папа допоздна пропадал на работе, почему достройка дома легла на матушку.
На то время у нее и отца на руках нас, братьев было пятеро. Кроме нас родных жили в доме младшая сестра матушки Шарбану и домработница
Нюрка.
Шарбану и Нюрку я не помнил. Много позднее от братьев про тетушку слышал, что училась она в женском педагогическом институте и еще в те годы прослыла бойкой девицей. Матушка отзывалась о сестре не по родственному дурно, говорила о том что Шарбану человек неблагодарный, злобная завистница.
К тому времени, как Шарбану закончила учебу и уехала в
Павлодарскую область учительствовать, поступил в горный институт старший брат Ситка. Шедшие следом за ним Доктор, Шеф и Джон учились в школе.
Дом уже был достроен и стерег его Пират, овчарка без родословной.
В дом пса принес Ситка. Уличная пацанва собиралась утопить щенка в арыке. Брат оказался рядом и за рубль выкупил Пирата.
Песик попался смышленный. На людей без причины не кидался, попусту не лаял, но близко к себе подпускал одного только Ситку.
Брат всегда приносил псу что-то от себя, спускал с привязи и гладил.
Пес дрожал, прогибался и лизал Ситку в лицо.
Звали брата Ситкой потому, что он любил напевать придуманную им песню
Я – Ситка, Ситка Чарли,
Еще я ненормальный.
Ситка Чарли опекал младших, никому не давал нас в обиду. С
Доктором учился великовозрастный балбес некто Григорьев, который оставался на второй год чуть ли не в каждом классе. Здоровый, хулиганистый парень ходил в солдатской шинели и держал вышку в школе. Он не давал прохода Доктору. Как-то раз Доктор пришел из школы побитый и рассказал Ситке о Григорьеве. Ситка Чарли пришел в школьный двор на следующий день. Докторовский обидчик был на голову выше щуплого Ситки. Брат на виду старшеклассников коршуном налетел и непонятно как, но жестоко избил Григорьева и вдобавок заставил ветерана школы извиниться перед Доктором.
Я плохо представлял, чем занимался на работе папа. Зарплата у него была маленькая, поэтому по вечерам он подрабатывал переводами книг. Не все вечера отец отдавал переводам. Любил он поиграть в карты. Уходя из дома играть в преферанс, часто засиживался до утра.
Возвращался с рассветом, будил маму и молча протягивал пресс денег.
Спросонья матушка в долю секунды приходила в себя – при виде выигрыша она расплывалась в довольной улыбке и без слов прятала деньги под подушку.
Жизнь пошла намного интересней с переездом в квартиру
Какимжановых. Ануарбек Какимжанов, муж троюродной маминой сестры поступил в Академию общественных наук и с семьей на три года отправлялся в Москву. Дядя Ануарбек предложил папе пожить в его квартире.
Дом, куда мы переехали, стоял в центре города. Квартира из трех комнат на втором этаже с балконом в детской мне не то чтобы нравилась. Мне казалось будто бы здесь я уже когда-то жил и все мы возвратились сюда после долгой отлучки.
Детская выходила во двор, две другие смежные – столовая с фикусом и кабинет с вделанным во всю стену книжным шкафом, – на улицу. В столовой родители принимали гостей, кабинет дяди Ануарбека служил им спальней, там же папа и работал над переводами.
В шкафу дяди Ануарбека много детских книг с картинками.
Рассматривая картинки, я и проводил время в ожидании возвращения отца из командировок. Тосковал по папе из-за мамы. Она меня почти не замечала, а если и обращала внимание на меня, то только лишь затем, чтобы напомнить, как сильно я мешаю всем.
Много лет спустя матушка рассказывала, что рожать меня не хотела.
Уговорил сохранить меня отец.
Мама вспоминала, как она, папа, дядя Гали с тетей Айтпалой шли холодным зимним вечером в роддом. Отец с дядей Гали говорили о первом серьезном переводе папы.
Дядя Гали Орманов – к тому времени известный поэт – говорил о том, что первая книга, пусть это даже обычный перевод – событие во всех смыслах примечательное.
Первой переводной книгой отца была повесть Аркадия Гайдара
"Судьба барабанщика. Как и дядя Гали, матушка выход в свет первой книги тоже приняла за добрый знак. И подумала: теперь-то все передряги позади и впереди нас ждет яркая, интересная, непременно с большим достатком, жизнь. "Судьба барабанщика" может немного примирила маму со мной, но не отучила от привычки повторять вслух о том, как она не любит детей.
