Отец с дядей Жорой вознамерились купить зимний дом в Зеленогорске: с круглыми печками, батареями парового отопления, водопроводом, подвалом, городским телефоном, – и нас повезли на смотрины.
Непривычно было выходить на одну остановку раньше – в соседнем Ушкове нас ждали два типовых домика в садоводстве, разделенных оградой из можжевельника. Домики, как и их владельцы, были близнецами, только выкрасили их в разные цвета – наш в канареечный, а дяди-Жорин в светло-зеленый. Иногда мы даже встречали общих гостей в летних нарядах соответствующего цвета – наша семья желтела, а дяди-Жорина зеленела. И гостям было проще – они легко вспоминали, у кого из братьев-близнецов должны ночевать и чьи жены и дети ходят по участку.
В электричке было жарко, и, сойдя в Зеленогорске, мы сразу же обзавелись мороженым и двинулись в путь под руководством дяди Жоры.
Дом стоял у самой окраины леса.
На таких буржуйских дачах мне раньше бывать не приходилось.
На втором этаже покоился на козлах стол для пинг-понга и зеленел истертым сукном бильярд. Хозяйка сказала, что пинг-понг она может оставить без всякой доплаты, а бильярд увезет – внукам в Кузьмолово.
Над высокой крышей жужжал пропеллером самолетик-флюгер, и я осторожно спросил, оставит ли она самолетик, если мы купим дачу.
– А тебе хочется, чтобы он остался? – загадочно посмотрела на меня хозяйка. Она была не совсем старая, возраста моей бабушки. – Хочется? Да?
Я пожал плечами, но тут же быстро кивнул. Самолетик, рассекая винтом воздух, красиво плыл на фоне белых облаков и верхушек сосен. Тонкий железный штырь почти не был заметен, казалось, что ястребок мчится в теплом летнем воздухе сам по себе.
– Это «Ла-5», – узнал я истребитель со сдвинутой к хвосту кабиной пилота, и отец с дядей Жорой, приложив ладони козырьком, тоже посмотрели наверх.
«Пятнадцать лет, а все как маленький, – прочитал я на лице своей кузины. – Самолетиками интересуется…» Катька, подбоченясь, стояла в новых болгарских джинсах и косилась на двух парней, остановившихся возле калитки прикурить. Один из парней был рослым, явно выше Катьки, и жердина-сестрица, похоже, прикидывала, где он живет и сгодится ли для компании, чтобы ходить на залив и прогуливаться в парке. Ей тоже было пятнадцать, но она была на полголовы выше меня и на физкультуре стояла в своем классе первой.
– Господи, как вы похожи! – восторженно улыбнулась хозяйка и перевела взгляд с отца на дядю Жору. – Прямо одно лицо! И домик словно специально для близнецов построен: два крылечка, два балкона, две верандочки… Соседи вас будут путать…
– С детства путают, – задорно сказал дядя Жора. – Поэтому я всегда хожу с гордо поднятой головой. Все хорошие дела совершил я, все плохое натворил брат. А верандочки ничего…
Это были не верандочки, а верандищи. Не балконы над ними, а балконищи. Мы поднялись наверх, и хозяйка стала рассказывать, как они с мужем-летчиком ставили на одном балконе столы с самоваром для приема гостей, а на второй ходили плясать под гармонь и радиолу. И один капитан, пройдясь со свистом в сольном танце, так лихо крутанул ногой, что центробежная сила выкинула его с балкона, и он совершил мягкую посадку на кусты сирени. Я посмотрел вниз, куда когда-то падал плясун, и не поверил в мягкую посадку: кусты были жидковаты. Но промолчал: со взрослыми лучше не спорить, к тому же мы находились совсем недалеко от самолетика, я поймал его взглядом на фоне легкой белой тучки и не хотел отпускать.
Сверху был хорошо виден участок: кусок леса с высокими соснами и елями, кочки с черничником и круглая беседка с чуть поржавевшей железной крышей. За сетчатым забором начинался густой лес. Возле дома цвели нарциссы с тюльпанами, к сараю вела потрескавшаяся бетонная дорожка. Мне нравилось, что грядок всего две – поросшие бледной зеленью, они плоско лежали под окнами кухни, но тетю Зину и маму это не порадовало.
– Участок почти не разработанный, – поджав губы, задумчиво сказала тетя Зина. На руке у нее висела изящная сумочка, а на шее розовел газовый шарфик. – Даже картошку не посадишь.
— Да, – покивала мама, – и перспектив никаких. Там лес, здесь кусты и клумбы…
– Да ладно вам, – махнул рукой дядя Жора. – Картошка в магазине – десять копеек килограмм. Зато дикая природа и воздух.
– Вот именно, – сказал папа. – Это дача, а не садоводство. Мы идем к коммунизму, а не к хуторскому хозяйству.
– Вы еще не видели, какой здесь подвал. – Дядя Жора звонко хлопнул себя по лбу. – Вагон яблок и вагон картошки влезает. Десять бочек капусты можно засолить и семь бочек грибов…
Мы спустились в подвал с сухим бетонным полом, где стояли две пустые кадки, а в ящике белели ростками остатки картошки, потом вновь поднялись на второй этаж, с которого вдали хорошо проглядывалась стеклянная арка вокзала.
Дядя Жора, чтобы проверить, как работает телефон, позвонил бабушке в город.
– Обязательно посмотрим, – говорил в трубку дядя Жора. – Но без твоего согласия все равно покупать не будем. Да, набираешь девятку и сразу городской номер. А сюда звонить – напрямую. Нет, Зеленогорск межгородом не считается… Приеду, все расскажу.