Виктор Корнев
Четыре Реки Жизни.
Повесть состоит из 4-х частей. В ней повествуется, о жизни и приключениях ребенка, подростка, а затем взрослого и пожилого человека. И все это описывается на фоне богатой окружающей природы и красивых рек. Уральской реки Сим, что у Миньяра, на реке-красавице Белой в районе г. Салават, реки Сал у Волгодонска и реки Сестра, что в Подмосковье. Там, где и происходила эта самая Жизнь.
Сайт автораhttp://stixij.narod.ru/
ЧАСТЬ 1.
Река Детства.
Москва 2003 г.
Глава 1. Наши игры.
У нашего барака, недалеко от входа, стояла высокая раскидистая сосна и я, будучи еще дошкольником, любил с разбегу, залезать на нее, когда убегал от старших сестер или от матери, которые хотели меня нашлепать за какую-либо провинность. Наш барак стоял на лесистом склоне горы, рядом была стена колючей проволоки лагеря (1949-й год), к которой нельзя подходить и вышки с охранниками-попками. Вдали, внизу, чуть левее, располагался городок Миньяр, с деревянными, почерневшими от времени одноэтажными домами и лишь в самом центре проглядывало несколько громадных двухэтажных кирпичных домов. А напротив барака, через широкую низину, проходила по высокой щебенчатой насыпи, железнодорожная магистраль Уфа-Челябинск, с огромным грохочущим мостом через небольшую речушку с кратким названием Сим.
Набегавшись за день по своим активным ребячьим играм, мы с удовольствием, наперегонки, считали, сколько вагонов в проходящем составе, кто первым определит марку паровоза (ИС, ФД или "Кукушка"). Более старшие ребята, что уже умели читать и определяли, куда идет проезжающий пассажирский поезд. Да и мы, «мелкотня», по одним внешним признакам, тоже стремились правильно угадать маршрут следования. Кто ошибся, получал шелбан по башке. Вот так играючи, мы учились считать и читать, постигали азы интуиции и развивали визуальную память.
Иногда мы бегали за речку, на станцию, где останавливались пыхтящие черные паровозы с вагонами. Рядом со станцией была ремонтная мастерская, возле которой кучами валялись интересные железки и механизмы. Те, которые можно было легко поднять, мы уносили для игр, с более тяжелыми забавлялись на месте. С удовольствием вдыхали запах масляных колесных букс, лазали под вагонами, дергали тормоз "Матросова" и слушали, как шипят тормоза и ходят колодки. Нас, естественно, гоняли, но мы как стая мелких воробьев, передвигались очень быстро и все под вагонами, от одного состава к другому.
Отставшему пацану, нередко доставалось по заднице от проворных охранников и машинистов, а кто был невнимателен, разбивал лоб о висящие железяки под вагонами. Но я не помню ни одного случая, чтобы кого-то из нас сильно избивали, хотя то время было голодное, послевоенное. Шел пятый год после Победы над варварами-фашистами. Со свалки мы приносили всякие интересные железки, пружины и мелкие механизмы. Большой доблестью считалось сбить подшипник или найти разорванный противогаз. Два шарикоподшипника, две доски сбитые углом и третья доска на петлях из согнутых гвоздей - вот и готов самокат для семи-десятилетнего пацана. Главное же достоинство такого устройства - это шум. Нынешние импортные самокаты за сто долларов, на бесшумном каучуковом ходу не дают того куража, что получали мы от своих самоделок. Асфальта тогда у нас еще не было, зато были хорошо укатанные, гладкие места на дорогах и тропках, да и крутых горок и склонов вокруг было предостаточно. Вот мы и гоняли, кто быстрей съедет с горки. Еще одной шумной забавой были гонки обручей от бочек или тонких тракторных дисков. Из пружинистой проволоки изгибалась специальная ручка-водило и бежишь, ведешь впереди себя это неустойчивое колесо. Чуть остановился, оно и упало, так что всегда в движении. Поэтому росли худыми и ловкими, хотя и были вечно голодными, не в пример нынешним зажравшимся барчукам.
Зимой катались на кусках толи. Тогда ею покрывались крыши строящихся бараков, а кусков и обрывков толи было навалом в округе, как и тонкой фанеры. По склону горы рос прекрасный смешанный лес. В основном из сосны и березы, но попадались елки и осины и даже раскидистые липы. Заключенные валили лес, обрабатывали его, а бревна спускали вниз по укатанным желобам. Желоба поливали водой, они на морозе леденели, становились скользкими и бревна с большой скоростью скользили по желобам вниз, где их собирали и грузили на подводы, машины или громадные тракторные сани. Поэтому не было большей радости, как взобраться повыше, успеть сесть на бревно и мчаться с горы, что есть духу. Главное, чтобы следующее бревно не догнало и не ударило в спину и не втемяшиться на скорости в стоящие рядом с желобом деревья. Когда же бревен не было мы катались по желобу на кусках толи или фанерках.
Конечно, не обходилось без синяков, заноз и шрамов, но тяжелых исходов не помню. Более взрослые ребята гнули из водопроводных труб "гонялы". Удивляюсь, почему ушлые китайцы до сих пор не освоили их производство и не заполонили мир этим нехитрым, но везде проходимым видом детского транспорта. Форма "гонял" напоминает букву U, если ее плавно изогнуть в нижней части. Катаются на "гонялах" стоя ногой на одной из труб, отталкиваясь другой ногой, как на самокатах. Нередко спускались с горок втроем, один сидит в сетчатой проволочной люльке, а двое стоят на трубах. Разве сравнить нашу активность при спуске, со спуском на нынешних тяжелых, неуклюжих снегокатах. Наиболее технически смекалистые ребята повзрослее делали зимние лежачие самокаты. На них, вместо подшипников, использовались три конька-снегурка, с округлой передней частью. Один конек поворотный, а далее широкая доска, крестом к которой прибивается доска с двумя коньками на концах, вот и готово изделие. Ложишься на это сооружение и гонишь по укатанной скользкой дороге. До сих пор в глазах случай - внизу "полуторка", уже остановилась, сигналит, а я мчусь под нее с бешеной скоростью и не могу ни свернуть, ни остановиться, тормозов-то нет! В нескольких метров от грузовика, сумел скатиться с доски и убежал. Шофер же достал доску из-под машины, закинул в кузов и укатил. Мне же пришлось держать ответ перед грозным хозяином доски и в течение нескольких дней убегать от его тумаков.