Четыре реки жизни - [4]
Но однажды, оседлав втроем проплывающее по перекату бревно, я замешкался и слишком поздно его покинул – перекат уже переходил в глубину. И хотя до берега было меньше десяти метров, мне пришлось приложить все свои детские силенки, чтобы доплыть до берега и ухватиться за свисающие к воде ветки тальника. Помогла наука старших, не плыви поперек, а плыви чуть наискосок, тогда течение будет тебе немного помогать, а не наоборот. Обессиленный и нахлебавшийся воды, я получил урок на всю оставшуюся жизнь – на реке к течению надо относиться с уважением и быть всегда на чеку, промахи река не прощает.
Поверху, по скале над омутом шла древняя, узкая тропка, с укоренившимися кустиками и деревцами. С одной стороны почти отвесная скала, уходящая вверх, затем метровый уступ, по которому и шла эта тропка, и пятиметровый обрыв в омут. Летом это был самый короткий путь от барака к поселковому магазину за горой. В сухую и светлую пору ходить по тропке было не очень страшно, а вот в дождливую, пасмурную пору, или зимой, когда скользко, пройти по тропке было очень и очень опасно.
Мужики даже опутывали вход на тропку колючей проволокой, но летом ее опять кто-то срывал. Поэтому осенью и зимой все ходили в школу и в магазин по окружной дороге, через вершину горы. Такой путь был безопаснее, но занимал втрое больше времени.Несколько раз путь по тропке пришлось проделать и мне. Осенью я пошел в первый класс, а порядки в те времена были строгие, опаздывать на уроки было нельзя, иначе приходи с родителями. Когда страх опоздать превышал страх ухнуть со скалы в омут, приходилось идти по тропке, распластав руки по скале и держась за тонкие свисающие ветки. Не понимаю, почему взрослые не протянули вдоль скалы страховочный трос из проволоки, которой в те годы кругом было навалом. Длина опасного места не превышала 10 метров. Но всегда у нас легче запретить, чем сделать. Видно родителям было не до нас, самых «драгоценных» в этом замученном проблемами обществе. Сказали не ходить по тропке, а ходить по окружной дороге через гору, значит так и ходи, а тот, кто не выполняет указание, тот не наш человек, плевать на него, сам виноват. Это черта нашего российского менталитета – будь, как все, не высовывайся.
Помню, когда мы приехали в Миньяр, была весна. Нас поселили в частный дом, на квартиру к чалдонам. Так звали местных уральских жителей. Больше месяца, наша большая семья из трех детей и родителей ютилась в двенадцати метровой комнате. Хорошо, что еще братик не родился. Он появится на свет, когда мы уже переедем в барак, две просторные комнаты которого покажутся хоромами, в сравнении с жильем на квартире. Но частный дом был хорош тем, что стоял на высоком берегу реки. Начиналось половодье и мы, ребятня, смотрели, раскрыв рты, как плывут голубовато-зеленые льдины, унесенные чьи-то бревна, заборы и настилы. Недалеко от дома был перекинут на тросах хилый подвесной мостик, шириной меньше метра. Половины боковин из ограждения не было, да и внизу некоторые доски имели такие щели, что свободно можно было через них ухнуть ребенку в бурлящий под мостом паводок. Когда кто-то взрослый шел по мосту или был сильный ветер, мост начинался раскачиваться и скрипеть, поэтому все дети боялись по нему ходить одни. И только маме приходилось по несколько раз в день спешить на другую сторону в магазин за хлебом или на рынок. Ходили по этому мосту и другие взрослые, но так никто и не залатал прорехи в мосту, хотя рукастому мужику работы-то всего на час-два. В 2002 году этот знакомый с детства мост мельком показали по TV, в связи с сильным паводком. Удивительно, что столь хилый мост простоял более пятидесяти лет, а может это был на него похожий более младший собрат.
Остался в памяти и сундук, в который мама прятала от нас разные «вкусности» к праздникам - конфетки, печенье и даже сахар. Это сейчас всего вволю, поэтому и праздники не ждутся и не запоминаются, а тогда… Мы находили спрятанный ключ от сундучного замка и понемногу, втихаря, лакомились. Мама ахала, когда вытаскивала печенье к празднику, почему его так мало осталось и начинала проводить допросы. А когда много детей, то каждый отнекивался и валил на другого. Запомнилось так же, как я несколько раз снимал приводное колесо ножной швейной машины и катал его по улице. Возмущался отец: «Закручиваю гаечным ключом, а этот малец как-то откручивает гайки руками». А я постучу по гайке маленьким молоточком, она и откручивается легко руками. Видимо тяга разбирать различные механизмы и изучать их устройство, проснулась с раннего детства.
Еще в детстве я любил лазить по чердакам и крышам. Боязни высоты не было, а руки были очень «цепучими», не зря потом стал гимнастом. И когда нас вселили в частный дом, первое, что я сделал, это залез на дворовые ворота. В те далекие времена уральские и сибирские дворы окружались высоким деревянным забором с широкими двухстворчатыми воротами для въезда подвод. Внутри одной из створок ворот вырезалась дверь для прохода людей. Обязательной была металлическая кованая щеколда на этой двери. Ворота сверху прикрывались от дождя двускатной крышей. Все это сооружение делалось из толстых добротных бревен и досок, благо лес рос рядом. Мне не составляло труда залезть под крышу над воротами и устроить там себе «захоронку». И когда нужно было от кого-то прятаться, я взлетал с разбегу на этот почти трехметровый забор и скрывался в своем укромном месте.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.