Четыре реки жизни - [4]

Шрифт
Интервал

Но однажды, оседлав втроем проплывающее по перекату бревно, я замешкался и слишком поздно его покинул – перекат уже переходил в глубину. И хотя до берега было меньше десяти метров, мне пришлось приложить все свои детские силенки, чтобы доплыть до берега и ухватиться за свисающие к воде ветки тальника. Помогла наука старших, не плыви поперек, а плыви чуть наискосок, тогда течение будет тебе немного помогать, а не наоборот. Обессиленный и нахлебавшийся воды, я получил урок на всю оставшуюся жизнь – на реке к течению надо относиться с уважением и быть всегда на чеку, промахи река не прощает.

Поверху, по скале над омутом шла древняя, узкая тропка, с укоренившимися кустиками и деревцами. С одной стороны почти отвесная скала, уходящая вверх, затем метровый уступ, по которому и шла эта тропка, и пятиметровый обрыв в омут. Летом это был самый короткий путь от барака к поселковому магазину за горой. В сухую и светлую пору ходить по тропке было не очень страшно, а вот в дождливую, пасмурную пору, или зимой, когда скользко, пройти по тропке было очень и очень опасно.

Мужики даже опутывали вход на тропку колючей проволокой, но летом ее опять кто-то срывал. Поэтому осенью и зимой все ходили в школу и в магазин по окружной дороге, через вершину горы. Такой путь был безопаснее, но занимал втрое больше времени.Несколько раз путь по тропке пришлось проделать и мне. Осенью я пошел в первый класс, а порядки в те времена были строгие, опаздывать на уроки было нельзя, иначе приходи с родителями. Когда страх опоздать превышал страх ухнуть со скалы в омут, приходилось идти по тропке, распластав руки по скале и держась за тонкие свисающие ветки. Не понимаю, почему взрослые не протянули вдоль скалы страховочный трос из проволоки, которой в те годы кругом было навалом. Длина опасного места не превышала 10 метров. Но всегда у нас легче запретить, чем сделать. Видно родителям было не до нас, самых «драгоценных» в этом замученном проблемами обществе. Сказали не ходить по тропке, а ходить по окружной дороге через гору, значит так и ходи, а тот, кто не выполняет указание, тот не наш человек, плевать на него, сам виноват. Это черта нашего российского менталитета – будь, как все, не высовывайся.

Помню, когда мы приехали в Миньяр, была весна. Нас поселили в частный дом, на квартиру к чалдонам. Так звали местных уральских жителей. Больше месяца, наша большая семья из трех детей и родителей ютилась в двенадцати метровой комнате. Хорошо, что еще братик не родился. Он появится на свет, когда мы уже переедем в барак, две просторные комнаты которого покажутся хоромами, в сравнении с жильем на квартире. Но частный дом был хорош тем, что стоял на высоком берегу реки. Начиналось половодье и мы, ребятня, смотрели, раскрыв рты, как плывут голубовато-зеленые льдины, унесенные чьи-то бревна, заборы и настилы. Недалеко от дома был перекинут на тросах хилый подвесной мостик, шириной меньше метра. Половины боковин из ограждения не было, да и внизу некоторые доски имели такие щели, что свободно можно было через них ухнуть ребенку в бурлящий под мостом паводок. Когда кто-то взрослый шел по мосту или был сильный ветер, мост начинался раскачиваться и скрипеть, поэтому все дети боялись по нему ходить одни. И только маме приходилось по несколько раз в день спешить на другую сторону в магазин за хлебом или на рынок. Ходили по этому мосту и другие взрослые, но так никто и не залатал прорехи в мосту, хотя рукастому мужику работы-то всего на час-два. В 2002 году этот знакомый с детства мост мельком показали по TV, в связи с сильным паводком. Удивительно, что столь хилый мост простоял более пятидесяти лет, а может это был на него похожий более младший собрат.

Остался в памяти и сундук, в который мама прятала от нас разные «вкусности» к праздникам - конфетки, печенье и даже сахар. Это сейчас всего вволю, поэтому и праздники не ждутся и не запоминаются, а тогда… Мы находили спрятанный ключ от сундучного замка и понемногу, втихаря, лакомились. Мама ахала, когда вытаскивала печенье к празднику, почему его так мало осталось и начинала проводить допросы. А когда много детей, то каждый отнекивался и валил на другого. Запомнилось так же, как я несколько раз снимал приводное колесо ножной швейной машины и катал его по улице. Возмущался отец: «Закручиваю гаечным ключом, а этот малец как-то откручивает гайки руками». А я постучу по гайке маленьким молоточком, она и откручивается легко руками. Видимо тяга разбирать различные механизмы и изучать их устройство, проснулась с раннего детства.

Еще в детстве я любил лазить по чердакам и крышам. Боязни высоты не было, а руки были очень «цепучими», не зря потом стал гимнастом. И когда нас вселили в частный дом, первое, что я сделал, это залез на дворовые ворота. В те далекие времена уральские и сибирские дворы окружались высоким деревянным забором с широкими двухстворчатыми воротами для въезда подвод. Внутри одной из створок ворот вырезалась дверь для прохода людей. Обязательной была металлическая кованая щеколда на этой двери. Ворота сверху прикрывались от дождя двускатной крышей. Все это сооружение делалось из толстых добротных бревен и досок, благо лес рос рядом. Мне не составляло труда залезть под крышу над воротами и устроить там себе «захоронку». И когда нужно было от кого-то прятаться, я взлетал с разбегу на этот почти трехметровый забор и скрывался в своем укромном месте.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.