Казалось бы, за последние годы Аслан Магомадов уже должен был привыкнуть к любым суровым испытаниям. Должна была зачерстветь душа, притупиться ощущение собственного горя и сострадания к чужой беде. Но все-таки его сердце сжималось от горячей боли при виде жестокой катастрофы — разрушения любимого родного города, бессмысленной гибели своего народа. И время не лечило эти раны…
Вот и сегодня, каким-то чудом оказавшись на свободе, едва переступив порог Чернокозовского следственного изолятора, Аслан в предчувствии счастья свободы был готов пьянеть от каждого глотка свежего воздуха, от ощущения простора и ясной возможности жить по собственной воле, но…
Добравшись до Грозного, он снова увидел, как навязчивый кошмар, до отвращения привычные груды дымящихся развалин, кучи битого стекла и кирпича, по которым пробирались несчастные, измученные и запуганные люди… Это вместо веселых и благополучных прохожих на тенистых, просторных бульварах и праздничных площадях такого уютного, такого красивого прежде, родного города. Города, который, наверное, каждому грозненцу и на том, и на этом свете снится до сих пор каждую ночь не как воспоминание и сожаление, а как единственная настоящая реальность!
Так часто бывает с любимыми, безвременно ушедшими людьми — их уже нет давно, а во сне они еще живы, будто и не случалось несчастья. Будто все само собой продолжается, течет по нормальному, положенному руслу жизни, как и следовало, если бы не смерть…
Мирное время… Оно снилось Аслану каждую ночь. А проснешься — снова невыносимое горе. Все теперь стало шиворот-навыворот: простая, настоящая жизнь во сне и ежедневный беспросветный кошмар войны наяву.
Выйдя из Чернокозовского изолятора и с трудом добравшись до Грозного, Аслан не мог радоваться даже собственному освобождению. По искореженным рельсам бывшего трамвайного пути он прошел на теперь уже бывшую улицу Красных Фронтовиков. После гибели она стала по-настоящему фронтовой улицей: не осталось ни одного целого дома. И вообще, весь район от бродвея, как раньше называли широкий проспект Революции, до сорок первой спортивной школы, от строгой и церемонной филармонии до шумного, суетливого Главпочтамта — весь центр представлял собою нечто страшное и странное, нереальное, будто ты случайно забрел не туда и попал в декорацию, где все сделано нарочно, чересчур, чтоб всем зрителям было без слов понятно — просто здесь снимают кино про войну…
Пятиугольный двор пентагона, где когда-то расположился и стоял насмерть отряд Гелаева, превратился в адскую воронку.
Вычурный Дом политпросвещения, с которого, можно сказать, и начались все несчастья чеченского народа, практически полностью уничтожен. И вместе с ними все жилые кварталы, магазины, кинотеатры, библиотеки, школы. Целая жизнь уничтожена. Погибла, как Атлантида. Вместе с живыми и безвинными людьми опустилась на дно прошедшего времени. Даже малым детям не оставив ничего в настоящем и будущем.
Когда-нибудь любопытные археологи раскопают и этот общий могильник, как нашли погибшую Трою, и будут по камушку восстанавливать загадочные картины безвозвратного прошлого.
А пока еще не занесены землей и не поросли травой родные камни, родные обломки…
Даже куски простой штукатурки, шуршащие на ветру обрывки обоев, осколки посуды, валяющиеся под ногами среди мусора, все до боли знакомо — комок в горле не дает дышать, когда вдруг расслабишься и нечаянно, в подробностях, вспомнишь и эту синюю штукатурку, и эти полосатые обои… Которые ты вместе со всем классом клеил учительнице химии, когда эта одинокая старушка, ко всеобщей радости, наконец-то дождалась счастья и переехала из коммуналки в отдельную однокомнатную квартиру.
Сначала только мальчишки помогали ей перевозить мебель. Было-то всего ничего — шкаф, стол и пара стульев. И бесконечные стопки книг! Ничего — на руках перетащили. Два квартала.
Директор, конечно, направил школьный грузовик, да тот пока не спеша заправился, пока адрес нашел — резвые пацаны уже все успели перетащить. Только потом, на следующее утро, хозяйственные девчонки пришли с тряпками — мыть и убирать. А до уборки решили потолок «подновить» — веником смахнули с него паутину, пыль, копоть. Вместе с побелкой! Беда невелика — стали потолок заново белить! Потекла вода — старые обои отклеились! Скинулись кто сколько мог — и купили новые обои. Пять рулонов по рубль сорок за штуку. Тогда это были деньги! Семь рублей! Выбрали отличные обои — полосатые, чтоб потолок казался выше…
С новыми обоями комнатка стала настоящим дворцом! На радостях и на кухоньке стены перекрасили! А в коридоре сделали модные оштукатуренные стены! Сами делали! Все по науке, как учили на уроках труда. Вот только когда стены высохли… Случилась одна неожиданность. Стены вышли загадочного темно-синего цвета. Но все радовались как сумасшедшие! Старушка химичка смеялась и дурачилась вместе со всеми, даже помолодела от этой суеты. А дети, проучившиеся у нее почти пять лет, только в этот день заметили, что химичка-то вроде бы и не такая уж старая, вовсе не занудная, а очень даже компанейская, веселая. И глаза у нее синие. Под «загадочный» цвет коридора…
![Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/storage/book-covers/8c/8c5930280aa7ec8fccf281cccb9a8482874dacc5.jpg)
