Поколение автора книги, — те, кому было 18–23 года в 41-м было выбито во время войны почти полностью, на их долю пришлось главные людские военные потери, и эти потери страна чувствует до сих пор. Чудовищная история того, как два тирана, пытаясь обмануть друг друга, изничтожили лучшие молодые силы своих и чужих стран, до сих пор не написана, во всяком случае — в России. И писать ее почти некому. Так называемая военная мемуарная литература советских времен и даже постсоветских времен — неоткровенна, и не только из-за цензурного гнета, она скрывает ту катастрофическую картину войны, особенно ее начала, блокады, плена, тыла, пира победителей и т. п., которую, даже по прошествии 60 лет, не решаются предать гласности большинство из тех, кто прошел эти испытания, знал их, или, тем более, нес хоть какую-нибудь ответственность за происходившее.
Перед читателем книга совсем другого сорта. Она написана предельно откровенно, без претензий на общность: это фактически личный дневник автора. В его рассказах и в рассказах его немногих оставшихся в живых сверстников меня больше всего поражало то, какое чудо было выжить молодым ополченцам, и сколько талантов погибло только из-за того, что власть трусливо бросила их, необученных, невооруженных в самое пекло, чтобы их жизнями заплатить за преступную неготовность страны к войне и за полный провал всего, что эта власть делала со страной.
Виктор Абрамович Залгаллер — человек особый, и книга "Быт войны" — еще одно доказательство этого. Он выразительно пишет о той своей военной жизни, о которой мы знали мало. Пройти страшную войну, вернуться в университет и стать одним из самых ярких математиков Ленинграда — было дано не многим. Его первая научная работа была опубликована еще в 1939 году, а последняя в 2003. Между этими датами было много теоретических и прикладных научных статей и книг. Две книги — совместны со знаменитыми учеными, его учителями — лауреатом Госпремии А. Д. Александровым и Нобелевским лауреатом Л. В. Канторовичем.
До выхода на пенсию в возрасте 79 лет В. А. Залгаллер оставался одним из самых любимых студентами профессоров математико-механического факультета Университета.
Первокурсником я ходил в кружок, который он вел тогда в университете. И тогда я услышал его немного резкий и четкий голос, спокойно и понятно объясняющий и сложные, и простые вещи. Этот голос я слышу и сейчас, читая его книгу о войне.
Президент Санкт-Петербургского Математического Общества,
профессор Санкт-Петербургского Университета
главный научный сотрудник Математического Института РАН
А. М. Вершик
Примерно в декабре 1940 года по комсомольскому призыву часть студентов Ленинградского университета, математиков и физиков, перешли в Ленинградский авиационный институт, созданный на базе автодорожного.
Из студентов, пришедших с четвертого курса матмеха, составили две группы третьего курса. Учились мы по ускоренной программе.
В январе поженился с сокурсницей Ниной Виноградовой.
Война, несмотря на Испанию, была неожиданностью. В первые дни не знаем, куда себя деть.
На улицах много народа. Задерживают подозрительных.
Веня Железный. До странности тихий. Без родных. Живет в тупичке коридора — в коммунальной квартире за шкафом. Сильный шахматист. Его задержала толпа, как шпиона. При нем оказалось несколько зачетных книжек на разные фамилии. Он прирабатывал сдачей экзаменов за других. Отпустили на следующий день.
В последние дни июня мы с другом Петей Костелянцем идем записываться в артучилище на Литейном. Заполняем документы. Их охотно берут. Четвертого июля, после выступления Сталина, записываются в ополчение. Записываемся и мы. Идти в артучилище мне кажется трусостью. А Костелянец сказал, что воевать надо уметь, и ушел в училище.
Сдали паспорта. Мы — ополченцы. Из авиационного института ушло около 400 человек. Идем строем в штатском. По тротуару идут жены. В строю из газетного кулька ем вкусную свежую сметану. Стоим в школе, левее Средней Рогатки.
Едим в столовой мясокомбината. Вонь мясокомбината стала первым запахом войны. Цветники. Ячневая каша. Из нас формируют артиллерийский полк.
Вечер. Мы лежим с женой в поле, недалеко от школы. Нам по 20 лет.
Отправка на фронт неожиданна. Обучение не состоялось. Выезжаем 13-го июля. Прибыли в Веймарн. Сразу бомбежка. Несмотря на большой грохот, убитых не помню. Из-под одного вагона выкинуло скат. Люди целы. Разгружаем снаряды. Пехотные полки уже раньше ушли в бой.
14 июля. Получили пушки. В батарее три орудия. Дождь. Первая ошибка: ящики снарядов сложили в низинке. Ее залило водой. Вытаскиваем. Назавтра переезд к селу Среднему; его вчера взяли наши стрелковые полки. По дороге встретили обезумевшую санитарку, она кричит: "Все пропало!"
Первые позиции. Недалеко дурно пахнет. Кружатся мухи. Из земли торчат нос и губы плохо зарытого трупа. И нос и губы черные. Жарко. Обстрел. Что-то прилетело и закачалось на ветке — кусок человеческого кишечника.
Командир ушел на НП. По телефону: "Развернуть батарею. Буссоль 28". Старший на батарее — лейтенант запаса, пожилой рабочий с мясокомбината, — не знает, как это делать. Ребята говорят, что буссоль — это в чехле, вроде домры. Вынимаем — большой компас. Он ввинчивается ножкой в пень. Все три расчета наводятся по своему усмотрению. У нас длинные, в 40 калибров 76-миллиметровые орудия образца 1902/30 года. По длинным стволам видно, что орудия не параллельны. Даем по выстрелу. На НП видят только разрывы моего орудия. (Не зря я любил геометрию). В первый день ведем стрельбу одним орудием. Благодарят.
