Теодор Старджон
БОРГОВЛЯ ТУТЫЛКАМИ
Никогда прежде я не замечал этого магазинчика - а ведь живу всего в полутора кварталах отсюда. Хотите, дам адрес? Называется "Борговля тутылками" - между Двадцатой и Двадцать первой улицами, на Десятой авеню, Нью-Йорк. Можете отправиться туда сами и поискать. Возможно, вы об этом не пожалеете. Но лучше не пробуйте.
"Борговля тутылками". Это меня сразу остановило. Представьте себе лавчонку с уныло скрипящей на ветру облупившейся вывеской, болтающейся на кованой завитушке. Я было прошел мимо: в кармане у меня лежало обручальное кольцо, которое Одри мне только что вернула, и мысли мои были очень далеко от таких вещей, как лавочки по борговле тутылками. Я говорил себе, что Одри могла бы найти для описания моей особы иное слово, чем "никудышный". А ее заявление о том, что я "прирожденный психопатический никчемушник, заведомо неприспособленный к жизни", было настолько же неуместно, насколько выспренно. Она, несомненно, вычитала где-то эту тираду и теперь выдала ее на-гора, присовокупив: "И я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле",- что, как вы понимаете, тоже довольно-таки потертое клише.
"Борговля тутылками!"- пробормотал я и приостановился, задумавшись, где я подхватил такое странное сочетание. Ясно - прочел на вывеске. "А что такое "Борговля тутылками"? - спросил я себя. И сам себе уверенно ответил: "Не знаю. Вернись и выясни, если хочешь".
Так я и сделал - прошел назад по восточной стороне Десятой авеню, размышляя, кто может содержать это заведение и чем они там занимаются.
Ответ на этот второй вопрос мне дала надпись на табличке в окне, трудно читаемая из-за наслоений пыли - несомненно, пыли веков. Там было написано:
МЫ ПРОДАЕМ БУТЫЛКИ
Там еще что-то было написано - буквами поменьше. Я протер пыльное стекло рукавом и наконец разобрал и эту строку:
С РАЗНООБРАЗНЫМ СОДЕРЖИМЫМ!
Да, именно так:
МЫ ПРОДАЕМ БУТЫЛКИ С РАЗНООБРАЗНЫМ СОДЕРЖИМЫМ!
Ну и, естественно, я зашел. Содержимое у бутылок порой бывает очень даже приятным, а я, по моему состоянию, не возражал бы против пары стаканчиков приятности.
- Закройте ее! - крикнул кто-то, лишь только я, толкнув дверь, шагнул внутрь. Голос исходил от плавающего в воздухе над углом прилавка огромного белого яйца. Вглядевшись, я понял, что это вовсе не яйцо, а лысина какогото старичка, вцепившегося в прилавок. Его тщедушное костлявое тело висело в воздухе, колышимое сквозняком от открытой мною двери, словно было сделано из мыльных пузырей. В некотором изумлении я пнул дверь пяткой. Та закрылась, и человечек шлепнулся на пол, но тут же, улыбаясь, поднялся на ноги.
- Рад снова вас видеть,- проскрипел он. Похоже, его голосовые связки тоже были здорово пропылены. Как всё в лавчонке. Когда дверь закрылась, мне показалось, что я оказался внутри огромной пропыленной головы, закрывшей глаза. Нет, света было достаточно.
Но это был не дневной и не искусственный свет, а что-то вроде света, отраженного бледными - очень бледными - щеками. Не могу сказать, чтобы этот свет мне понравился.
- Почему вы сказали - "снова"? - с некоторым раздражением спросил я.- Вы же меня никогда раньше не видели.
- Разумеется видел - когда вы вошли. Я упал, а потом поднялся и снова вас увидел, - вывернулся старикашка и расплылся в улыбке.- Чем могу служить?
- Ну,- ответил я,- я прочел вашу вывеску. Найдется ли у вас бутылка с хорошим содержимым?
- А что вы хотите?
- А что у вас есть?
Вместо ответа он вдруг разразился стихами, которые я и сегодня помню слово в слово:
За пару монет - удачи флакон
Иль редкого шанса бутыль;
Иль этот флакон - принесет тебе он
На сказку похожую быль.
Из этой бутыли один глоток
И тебя не промочат дожди;
А вот еще один пузырек
С ним победы на скачках жди.
Вот бутылка чертей и креветок бутыль
Из морей, что неведомы вам;
Вот от страха лекарство и звездная пыль,
Это - трель, что наигрывал Пан.
Можно все получить: работу, жену,
Дар в воде уцелеть и в огне;
Иль уменье пройти в - Иную Страну...
И все - по доступной цене.
- Эй, эй, постойте! - оборвал его я.- Вы что, всерьез торгуете кровью дракона, чернилами отца Бэкона и прочей дребеденью?
Он быстро покивал и заулыбался во всю свою невозможную физиономию.
- Все настоящее, без подделок? - настаивал я. Он снова покивал.
- Вы хотите сказать, что вот так стоите тут, в этом городе, средь бела дня и, не боясь, что вам попортят карточку, несете чушь и ждете, что я - я, образованный, интеллектуальный человек...
- Вы очень невежественны, вдвое более глупы, чем невежественны, и вдвое более напыщенны, чем глупы,- тихо сказал он.
Я метнул на него взгляд, каким можно испепелить человека на месте, потянулся к дверной ручке - и застыл. В самом буквальном смысле. Старикашка выудил откуда-то допотопный пульверизатор с резиновой грушей и пару раз брызнул на меня, когда я поворачивался. И Господи помилуй, я просто не мог шевельнуться! Зато ругаться я мог по-прежнему и, клянусь, использовал эту возможность на все сто!
Хозяин лавчонки выбрался из-за прилавка и подбежал ко мне. Похоже, что за стойкой он стоял на ящике, потому что в нем было никак не больше трех футор роста. Он ухватился за фалды моего пиджака, мигом вскарабкался мне на плечи и затем съехал оттуда прямо на руку, протянутую к дверям. Он сидел у меня на руке, болтал ножками и хихикал. По-моему, он вообще ничего не весил.
