Жнец
Я увидел рюкзак. На дороге. Лежал одиноко.
– Может, он все-таки убежал? – спросил Ной. – Скинул груз, оторвался. Бывало ведь…
– По асфальту-то?
– Сбросил рюкзак, опять свернул…
Я помотал головой.
– Нет, он мертв. Ты считал?
Ной кивнул.
– Сколько?
– Три пятьдесят.
– У меня три двести, – сказал я. – Гомер выстрелил где-то на пятьдесят первой минуте. То есть на пятьдесят первой минуте его и догнали. Если бы жнец не приблизился, Гомер бы не стал палить. Так?
– Так, – согласился Ной.
– После выстрела он, конечно, сбросил штуцер, ушло четыре килограмма. Возможно, он пробежал еще метров двести-триста. И все. Гомер мертв.
Ной хлюпнул носом, вытер соплю рукавом.
– Может, мы неправильно считали?
Ной старался заглянуть мне в глаза, ненавижу эту его привычку.
– Я иногда сбиваюсь. – Ной продолжал утираться. – Секунду не за два шага считаю, а за три. Пять минут ведь всего… Могли и просчитаться.
Я никогда не ошибаюсь. То есть не считаю секунду за три шага, всегда за два. Этому меня сам Гомер учил – это ведь жизненно важно, чуть просчитался – и все, вынос. А Ною очень хотелось, чтобы Гомер остался жив. Потому что он виноват, Ной. Руки чесались сказать ему об этом. И по шее. Хотя мне и самому желалось верить, если честно.
– Может, и просчитались. Посмотрим. Надо с торбой разобраться. Дай брезент.
Ной расстелил брезент, я вытряхнул на него содержимое рюкзака.
Три пластиковые бутылки с порохом – самое ценное. В каждой на пятьсот зарядов. Тысяча пятьсот выстрелов. Настоящее сокровище. Одну бутылку Ною, две мне. Потому что я сильнее. Хотя нет, ему нельзя порох доверять, все мне.
Пулелейка. Пулелейка нам совсем ни к чему. Гомер пользовался старым винтовым штуцером, мы гладкоствольными карабинами. Штуцер четыре килограмма, карабин два. Разница. К тому же Гомер был очень удачным – я имею в виду рост и силу. Еще старая генетика. А мы новая. Захудалая. Немочь. Особенно Ной. И не вырастем больше. Так что штуцер нам не уволочь.
– Может, продадим? – спросил жадный Ной.
– Да кому она нужна? У всех свои калибры… и тяжелая еще.
Я столкнул пулелейку с брезента на асфальт.
Запасной нож В ножнах. Рукоятка красивая, наборная, из дерева и из меди, зверь какой-то вырезан. Лошадь с рогом. Вытянул из ножен. Нож был в желтоватой смазке, я вытер лезвие об рюкзак. На медном кольце вырезано имя.
Кира.
Никаких Кир я не знал, размахнулся, разрубил пулелейку на две блестящие части.
– Ого! – восхитился Ной. – Вот это да! Булат?
Я посмотрел на лезвие, полюбовался узором, оценил на пальце центровку, выкинул в придорожную канаву.
– Булат.
– Ты что! – возмутился Ной. – Им же можно гвозди рубить!
– Ты когда-нибудь рубил гвозди? – спросил я.
Ной промолчал.
– Вот и я не рубил. Он же затупится мгновенно. А просто так его не наточить, точило особое нужно. Ты будешь с собой точило таскать? И точить два дня? И смазку варить?
– Зачем тогда его Гомер держал?
– Откуда я знаю? Может, память какая. Только он почти полкило весит, зачем нам такой нож?
– Не знаю. Острый…
Острый. Такой острый, что не заметишь, как пальцы себе отрежешь. И ржавеет. Абсолютно ненужная вещь. Смазывай его, точи, снова смазывай, да еще сам берегись. А хватит на три удара. Да и ударять кого?
Пули. Почти сотня. Обычные, свинцовые. Тоже ни к чему. У нас хороший запас, и пули, и дробь, и картечь, и пулелейки есть на всякий случай, тяжесть долой. Я собрал пули в горсть и выкинул в кусты.
– Ты что все выкидываешь? – с недовольством спросил Ной. – Все может пригодиться…
– Заткнись лучше, – посоветовал я. – Чем меньше вес – тем шибче скорость, ты это знать должен.
Аптечка. Тут, конечно, я ничего выкидывать не стал. Шприц забрал себе, бинты, батарейки и спирт честно поделили пополам.
Патроны. Две пачки. Пять сорок пять. В зеленой маслянистой коробке.
– О! – застонал Ной. – Патроны! Их тоже выкинешь?!
Я думал. Патроны вещь, конечно, не совсем бесполезная. Да в походе от них особого толку нет. Потому что тяжелые. Каждый грамм веса – это лишние секунды выносливости, лишние сто метров бега. А это решает все. С другой стороны, патроны можно обменять, Гомер говорил, что у Кольца они ценятся. Там люди по подземельям сидят, в дальние походы не ходят, там патроны в цене. Если, конечно, оружие осталось в исправности. Пять сорок пять, частый калибр.
– Давай я понесу, – вызвался Ной. – Патроны. А что, я легко…
Жадность – грех. Так говорил Гомер.
Я снял с пояса складень, вытянул плоскогубцы.
– Нет… – прохныкал Ной. – Не надо.
Свернул с патронов пули, высыпал порох в рожок Хотел отковырять капсюли, но поопасался.
– Я не могу, – Ной почесал голову. – Ты все не так делаешь, ты…
– Заткнись, – еще раз посоветовал я. – Теперь я старший, теперь ты меня слушайся.
Ной пробормотал что-то недовольное.
Блохоловка. Почти новая. Ной сразу на нее принялся смотреть хищно.
– Интересно, почему он ее не носил? – спросил Ной.
– У него две всегда было, – ответил я. – Одну носил, другая отдыхала. Очень блох не любил, культурный человек…
– Как делить будем?
– По справедливости, как же еще…
Я расстегнул ворот, достал цепочку с блохоловкой. У меня плохая, не очень эффективная, из старых портянок, смазанных жиром. Блохи на нее, конечно же, лезут, но тут же и соскакивают, приходится часто доставать, стряхивать. Другое дело Гомера бло- холовка – настоящее произведение искусства, полет разума, что говорить.
