Марина АММОН
ПРОЗОРЛИВЫЙ ВИДОК ФИГЛЯРИН
Фаддей Булгарин у истоков российской фантастической литературы
Творчество Фаддея Булгарина, одного из наиболее одиозных представителей российского культурного пространства XIX века, получило крайне неоднозначную оценку как со стороны современников, так и позднейших исследователей. Писателя неоднократно упрекали в конформизме, коммерциализации вербального искусства, шаблонности и компилятивности текстов.
Именно ему посвящены блистательные эпиграммы, уничижительные карикатуры, разгромные статьи и ироничные заметки ведущих представителей эпохи — А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Некрасова и многих других. Неприглядный образ Ф. Булгарина рисует и очевидец многих петербуржских литературных интриг белорус К. Вереницын, высмеивает его в своей знаменитой поэме «Тарас на Парнасе»:
<…> Аж нехта з-паміж іх пішчыць:
«Памалу, братцы, не душыце
Мой фельетон вы і «Пчалу»,
Мяне ж самога прапусьціце
І не дзяржыце за палу!
А не, дык да душы, ў газеце
Я вас аблаю на ўвесь сьвет,
Як Гогаля ў прошлым леце, —
Я ж сам рэдактар ўсіх газэт!»
Гляджу сабе — аж гэта сівы,
Кароткі, тоўсты, як чурбан,
Плюгавы, дужа некрасівы,
Крычыць, як ашалелы, пан.
Нясе вялікі мех пан гэты,
Паўным-паўнюсенька набіт.
Усё там кніжкі ды газэты,
Ну, як каробачнік які!
Подобным сатирико-комическим портретом зачастую и ограничивается восприятие современным неискушенным читателем «величайшего русского писателя», по версии энциклопедического словаря Брокгауза за 1832 год (где, к слову, А. Пушкин именуется всего лишь «многообещающим поэтом»). Но несмотря на то, что как минимум половина инсинуаций вокруг личности вспыльчивого и горделивого «поляка» была прямо или косвенно обоснована, невозможно игнорировать очевидное противоречие между некоторыми его поступками и старательно создаваемым в обществе образом антигероя. Ведь именно «Видок Фиглярин» (красноречивый эпитет А. Пушкина) сохранил архив приговоренного к смертной казни декабриста К. Рылеева, активно популяризировал творчество своего близкого друга А. Грибоедова, оказал существенную поддержку А. Мицкевичу, начинающим Н. Гоголю, М. Лермонтову и др.
Сложно также отрицать и личный вклад уроженца Беларуси в развитие российской словесности. Речь, в первую очередь, идет о поразительно умелом оперировании Ф. Булгариным новейшими стратегиями издательской и писательской деятельности с их ориентацией на массового читателя, полемичностью, сенсационностью — факторами, предопределившими появление первого восточнославянского бестселлера — романа «Иван Выжигин», разошедшегося небывалым для своего времени тиражом более чем 10 тысяч экземпляров. Упомянутая книга закрепила за ее автором репутацию родоначальника приключенческого жанра в российской литературе и предвосхитила появление таких шедевров, как «Мертвые души» Н. Гоголя, «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова и др.
Однако по-настоящему уникальным явлением в словесности XIX века можно назвать фантастические произведения Ф. Булгарина, где отразилась вся смелость научных взглядов писателя, широта его социальных, культурных, экономических воззрений, сложная парадигма морально-этических императивов. Имеются в виду «Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию Земли» (1824), «Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в XXIX веке» (1824), «Сцена из частной жизни, в 2028 году, от Рожд. Христова» (1828), «Чертополох, или новый Фрейшиц без музыки» (1830). Безусловно, данные тексты не лишены недостатков, ведь, будучи созданными в период Позднего Просвещения в России, они чрезмерно дидактичны, декларативно прямолинейны. Кроме того, Ф. Булгарин, основным профессиональным занятием которого была журналистская и редакторская деятельность, нередко отдавал предпочтение малым прозаическим формам, что не всегда положительно влияло на рецепцию того или иного произведения, представленного в форме эскиза, черновика или отрывка из утопического трактата.
Тем не менее, многие явно слабые в художественном отношении тексты автора демонстрируют весьма оригинальные сюжетные решения. Например, «Чертополох...», хоть и апеллирует к чрезвычайно популярному среди романтиков мотиву договора человека с темными силами, иронически переосмысливает его, делая ставку на реалистическое повествование. Так, на предложение главного героя приобрести его душу дьявол с улыбкой замечает: «Ты, любезный Чертополох, столько накутил в жизни, что душа твоя давно уже наша собственность; но как я рад служить добрым приятелям, то в угоду твою готов купить твое тело». При этом образ наделенного инфернальными силами смертного по инерции используется писателем в качестве объекта литературной критики, что может восприниматься как отсылка к многочисленным оппонентам главного издателя «Северной пчелы»: «Но к чему это ведет? Сатира поправляет, пасквиль только гневает без поправы. Впрочем, сбить в одну кучу и добрых и злых, и умных и дураков, и друзей и врагов доказывает, что у Чертополоха нет души, нет утонченного чувства изящного и что не любовь к добру водила его пером, а злоба и зависть».
