Лондон. Ночь. Еле уловимая свежесть послала впереди себя ветер, и он, без ума от радостной свободы, влетел в город. Асфальт мокро блестит. Что-то постукивает, вроде бы издалека. Слабый стук футбольного мяча; даже этот тихий звук слышен в эту пору. Глухие удары звучат все громче, ночной воздух уже наполнен ими. И вот кто-то в темном проходит мимо и вместе со стуком мяча исчезает в темноте. Праздник окончен. Гаснут огни, закрываются двери, музыка умолкает, танцоры расходятся по домам и пропадают в ночи, и Время возглашает: «Все это в прошлом и больше не вернется никогда».
И вот темные, сочные тени становятся светлее и прозрачнее. Так же неслышно, как тени, возвращаются домой кошки. В полях, лесах о смене времени суток извещает природа, в Лондоне – свои предвестники.
Мне тоже становится ясно, что ночь окончательно прошла и пока ее возвращения не будет. Чуть заметный свет уличных фонарей говорит мне, что улицы тихи и пустынны не потому, что власть ночи сильна, а просто потому, что люди еще не пробудились ото сна. Так мрачные, растерянные стражи еще стоят с мушкетами у ворот дворца, хотя от владений их господина осталась всего одна провинция, да и та никому не нужна, и вряд ли ее кто-нибудь будет завоевывать.
Вид уличных фонарей, попутчиков ночи, уверяет вас том, что там, вдали, английские горы уже видят рассвет, а древние, седые скалы Дувра уже купаются в лучах зари, а морской туман, приподнявшись над своим царством, двинулся на берег.
А вот и примета Лондона – дворник со шлангом вы шел поливать улицу.
Отныне ночь умерла и полностью утратила свои права.
Что за фантазии, что за мысли роятся в голове! Безжалостной рукой Времени ночь побеждена в Лондоне. Множество самых обыкновенных предметов стали вдруг таинственными и снова будут понятны только с наступлением ночи. Четыре миллиона лондонцев спят и, быть может видят сны. Где они в это время? С кем там встречаются? Мои же мысли далеки отсюда, в покинутой Бетморе, и перед глазами постоянно раскачивающиеся ворота. Но некому их закрыть. Некому полюбоваться на великолепие меди, позеленевшей от нагромождения веков. Пустыня засыпает песком их петли, но этот песок их не чистит, а просто хоронит. Никакой стражи не слышно – никто не торопится завоевать Бетмору. В домах не загорятся окна, на улицах не раздастся звук шагов. Она лежит за Холмами Судьбы, всеми покинутая и неживая. Я хотел бы увидеть Бетмору опять, но не могу, что-то не дает мне этого сделать.
Есть предание, что люди покинули Бетмору много лет назад.
О бегстве из Бетморы рассказывают в тех местах, где собираются моряки и путешественники и прочие бродяги.
Я хотел бы снова побывать там. Говорят, много лет прошло с тех пор, как с виноградников, где я когда-то гулял, в последний раз собрали урожай,– теперь там хозяйничает песок пустыни.
В один прекрасный солнечный день все жители Бетморы танцевали у своих виноградников под звук калипака. Чудесные сады были густо усыпаны яркими цветами, а на вершинах Холмов Судьбы белели снега.
За медными воротами Бетморы в больших чанах давили виноград, чтобы затем приготовить ширабаб. В этоа году виноград уродился на славу.
В своих маленьких садах на краю пустыни люди били в тамбанг и титтибак и мелодично дудели в зутибар.
Всюду веселье, песни, танцы, урожай собран, хороший урожай, и в зимние месяцы будет вдоволь ширабаба, а то, что останется, можно обменять у купцов из Оксухана на изумруды и бирюзу. Горожане радовались винограду, это был их день. И когда дневная жара стала ослабевать, а солнце спустилось к. белым вершинам Холмов Судьбы, ясные мелодии зутибара все еще раздавались в садах и нарядные платья танцовщиц мелькали среди цветов. Весь этот день люди видели, как три человека на мулах пересекают Холмы Судьбы. Они то приближались, то удалялись, снова приближались и снова удалялись, по их движению можно было видеть, как идет дорога – три черных силуэта на фоне белых вершин. С утра они появились на горизонте у перевала Пеол Джагганот. Скорее всего, они ехали из Утнар-Вехи. Всадники двигались весь день. К вечеру, в то время, когда меняются все цвета и контуры предметов, незнакомцы появились у тех самых медных ворот Бетморы. На фоне ярких, праздничных одежд танцоров они выглядели достаточно мрачно и странно. Еще больше странности добавляли посохи в их руках. Европейцы, которые праздновали вместе со всеми, тоже слышали, что говорят незнакомцы, но увы, они не знали языка и разобрали лишь название страны: Утнар-Вехи. Новость, принесенная всадниками, быстро передавалось от одного к другому, не прошло и четверти часа, как жители Бетморы подожгли свои дома, виноградники и бросились вон из города – большинство на Север, хотя некоторые устремились на Восток. Они убегали из своих красивых домов через медные ворота. Звуки Бетморы быстро менялись. Дробь тамбанга и титтибака и заунывный звук зутибара резко оборвались, а звон калипака еще некоторое время стоял в воздухе. Таинственные всадники, сделав свое дело, передав послание, не говоря больше ни слова, повернулись и поскакали той же дорогой, долго оставаясь на виду, но люди уже не смотрели на них. По традиции всегда в это время на одной из высоких башен разводили огонь, чтоб отпугивать диких животных пустыни, а медные ворота запирали на засов. На этот раз традиция была нарушена, и нарушена навсегда. Никогда больше на башне не зажигали огня, а медные ворота остались распахнутыми навечно. Картина зловещая. Не было слышно ни криков, ни плача: только треск рыжего пламени в виноградниках и домах да топот бегущих ног. Что-то гнало людей с обжитых, насиженных мест. Они бежали стремительной и спокойно, как стадо антилоп, завидевших человека. Что-то произошло, что-то, чего они ждали и боялись всю свою жизнь, и не было от этого другого спасения, только – бежать, бежать куда угодно, не теряя времени, не оглядываясь по сторонам.