Спор продолжался уже более получаса.
— Нет, нет и нет! — воскликнул высокий человек с залысинами, вислыми усами и добрыми проницательными глазами. Звали его Артур Конан Дойл. Сегодня ему исполнилось сорок два года.
— Но послушайте же, сэр Артур, — взмолился другой участник спора, бледный мужчина с черной клиновидной бородкой и тонкими беспокойными пальцами. Он упорно не называл себя, а представился как Изобретатель. Одно это слово, написанное с большой буквы, стояло даже на его визитной карточке. Собственно говоря, поэтому Конан Дойл и согласился принять очередного посетителя. Теперь писатель сожалел, что впустил его к себе в дом. Изобретатель казался банальным поклонником Шерлока Холмса и умолял продолжать писать о Холмсе. Сэру Артуру подобные разговоры смертельно надоели, он хотел только, чтобы посетитель поскорее ушел и не омрачал ему день рождения. Между тем Изобретатель не унимался:
— Разве вы не видите, что другие ваши книги не так успешны, как рассказы и повести о Холмсе! Ни «Родни Стоун», ни «Изгнанники», ни другие исторические или фантастические романы и мечтать не могут об известности ваших произведений детективного жанра.
— Ну и пусть, — отмахнулся писатель. — Это еще не значит, что другие хуже.
— Конечно, нет, — поспешно согласился Изобретатель, — но поймите — люди ждут возвращения Холмса.
— Так ведь это низкопробная литература. Вы знаете, почему я начал писать о Шерлоке! Сидя в пустой приемной в ожидании пациентов, которые не шли к молодому, никому не известному врачу, я решил написать исторический роман. Но, смекнув, что на это у меня уйдет года два, не меньше, я понял, что умру с голоду, так и не увидев своей книги. Тогда я стал писать детективы...
— Что вам блестяще удалось, — вставил Изобретатель.
— Не льстите, — недовольно нахмурился Конан Дойл. — Разве вы не читали Эдгара По! Холмс — это же чуть приближенный к жизни Дюпен. Та же трубка, тот же аскетизм и даже сходный метод расследования. Я только и сделал, что назвал его дедуктивным. Потом не раз совесть грызла меня. В конце концов, от одного имени Холмса меня стало мутить, как от паштета из гусиной печенки, которым я в детстве объелся.
— Согласитесь, — смягчился вдруг Изобретатель, поняв, что писатель волей-неволей прислушивается к его доводам. — У человека никогда не иссякнет потребность в чтении детектива.
— Пусть их сочиняют другие, — отрезал Конан Дойл.
— Но у других не получится так, как у вас. Возьмите современный детектив. Ни доктора Торндайка, ни Арсена Люпена нельзя поставить рядом с Шерлоком Холмсом.
— Тут вы правы, — согласился Конан Дойл, уминая в трубке табак. — Но через двадцать лет люди благополучно забудут и Люпена, и Торндайка, и моего Холмса.
— Вы ошибаетесь, сэр Артур. Вам удалось главное: создать личность, характер, достойный уважения. Вы и сами полюбили Холмса. В этом ваше счастье и горе. Вы единственный человек на земле, не прочитавший ни одной новеллы о Холмсе впервые. Вам не дано испытать волнения, которое испытываем мы, читатели, погружаясь в атмосферу загадок и тайн, которыми окутаны «дела», столь блестяще распутываемые Холмсом. Вам не дано все это, потому что Холмс — это вы сами. Ведь каждый детектив пишется с конца, не так ли! Садясь за очередной рассказ, вы уже знаете развязку. Но читатели платят вам за это сполна. Сколько вы получаете писем с просьбой о возрождении Холмса! Сотни!
— Тысячи, — буркнул Конан Дойл, но в его глазах Изобретатель прочитал что-то похожее на любопытство. Он бросился в атаку.
— Скажите, мистер Конан Дойл, — с улыбкой спросил он, — почему вы не позволили Уотсону опознать тело Холмса! Может быть, потому, что в глубине души сами не были уверены, что Холмс должен погибнуть и вы оставили и ему и себе лазейку — возможность его возвращения! Разве я не прав! Не может быть, чтобы за эти семь лет, которые Холмс покоится на дне Рейхенбахского водопада, у вас не возникало желания возродить его.
— Зачем возрождать, если лет через двадцать его все равно забудут, — повторил писатель.
Этих-то слов и ждал Изобретатель. И в ответ Конан Дойл услышал, очевидно, заранее заготовленную фразу.
— А если я сумею доказать вам, что Холмса не забудут и через столетие!
Сэр Артур громко расхохотался:
— Как вам это удастся! И сколько понадобится времени — век!
— Нет, хватит и десяти минут, — спокойно возразил Изобретатель и спросил: — Скажите, нет ли у вас хотя бы одного неопубликованного рассказа о знаменитом сыщике!
Наступила тишина. Изобретатель смотрел в глаза писателю и ждал, затаив дыхание. Наконец, сэр Артур отпер ящик стола и вынул небольшую красную папку.
— Рассказ есть, но я даже вам не позволю его прочитать, а тем более показать другим. Иначе издатели меня просто на куски разорвут.
— Я дам вам расписку в том, что ни один живущий сейчас человек его не увидит. Я готов заплатить любую неустойку, если нарушу свое обещание.
Только сейчас Конан Дойл понял всю нелепость ситуации:
— Вы всерьез хотите доказать мне, что Холмса будут помнить и через восемьдесят — сто лет! И считаете, что на это вам хватит менее четверти часа! Вы с ума сошли!
